Кузнецкий Мост, 17с1 и с3, новодел 1990-х на месте доходных домов начала XIX века при Тверском подворье
На месте двух этажей появилось семь… о чем еще писать? К сожалению, снесенный дом обладал большой мемориальной ценностью. Расскажем про то, что здесь было!
Было — рядовое здание пушкинской поры, несильно изменившееся к концу XX столетия:
Стало:
Как написал об этом доме большой и заслуженный краевед (а еще — большой друг Юрия Михайловича):
«Ему, как палатам, вернули лицо, теперь он выглядит таким, каким был, когда по улице хаживал в “Яр” Александр Сергеевич с друзьями».
Давайте поглядим на эти этажи и снова, медленно и с удовольствием, прочтем про Александра Сергеевича.
Тот же шедевр с дворовой стороны:
Мастерская скульптора. Как было устроено подворье?
Тверские архиерейские палаты сохранились тут с XVII столетия: они белеют во дворе, за тремя арками. Когда-то там жили архиепископы Тверские, но к XIX веку это был просто доходный участок.
Церковные домовладенья — самые стабильные и долговечные, и даже в справочнике 1916 года мы читаем:
«Тверского подв. (аренд. т/д. Моск. Торговостроит. союз Гольдер и Мулин)».
Значит, торговый дом арендовал «на корню» все Тверское подворье, сдавая его в субаренду магазинам и жильцам.
Столетьем ранее одним из таких субарендаторов был скульптор Сантино Кампиони, который создавал декор самых блистательных дворцов эпохи классицизма. С 1800 по 1827 год итальянец держал здесь свою мастерскую, а в 1804 году арендовал на десять лет все подворье.
В 1805 году Кампиони решил выстроить здесь жилой дом, конюшни и сарай, составив сохранившееся в архивах «прошение». Такие сведения я случайно обнаружил в диссертации Софии Царевой о скульптурном декоре московского классицизма.
Вероятно, это часть тех зданий, которые будут варварски уничтожены в 1990-х! В другой литературе я не видел датировки домов, окружавших архиерейские палаты, но к 1852 году (Хотевский план Москвы) все они уже существовали.
Кроме фасадного корпуса там было несколько дворовых построек, стоявших, в основном, по границам участка.
Тут снимались русские классики
1861 год. Гуляя по Кузнецкому Мосту, Салтыков-Щедрин заметил вывеску «Фотография художника Тулинова». Сделал себе фотокарточки, понравилось… и заработало сарафанное радио. Вскоре к Тулинову пришел Андрей Краевский — издатель «Отечественных записок». Потом — «Некрасов со своей знаменитой собакой». Потом — Писемский и Островский, Катков и Аксаков.
Скорее всего, здесь же был создан тулиновский фотопортрет Достоевского:
А еще — Толстого:
И Тургенева:
Первый свой объектив — из рюмочного донышка! — Михаил Тулинов отшлифовал собственноручно, так «купец стал фотографом». Дело было в уездном городке Острогожск в черноземной глуши. Младшим товарищем Михаила Борисовича оказался работавший тогда писарем Острогожской думы мальчик-подросток Ваня Крамской.
Тулинов научил Крамского ретушировать фотопортреты (в те времена каждый фотограф-профессионал был еще и художником-ретушером) и убедил поехать в Петербург, учиться в Академии художеств. Так появился большой русский живописец. Иван Крамской обращался к Тулинову так:
«мой отец, брат и лучший друг».
И написал портрет фотографа с Кузнецкого моста:
Мастерство фотографии было еще очень молодо, и Иван Николаевич считал своего друга в большей степени «химиком», чем человеком искусства. Однако получить тулиновскую фотокарточку хотелось всем, и в ателье с утра выстраивалась очередь.
Успеху положил конец несчастный случай: вся мастерская вместе с техникой и негативами выгорела в 1867 году. Тулинов пробовал снова стать на ноги, но многочисленные конкуренты перехватывали клиентуру, и десять лет спустя фотографу пришлось продавать ателье…
Трактир революционеров
В 1870-х и 80-х в подвале дома при Тверском подворье (практически наверняка, фасадного) работала «Венеция». Ресторан был скромненьким: тут столовались служащие из контор и магазинов. К одиннадцати ночи едоки расходились, двери запирались… и начиналось самое интересное.
Трактир был с двойным дном! В закрытой комнатке со сводами проходили хмельные застолья народников. Судя по описанию в «Москве и Москвичах», Владимир Гиляровский знал об этих возлияниях не понаслышке.
В списке завсегдатаев из «Москвы и Москвичей» — довольно разношерстная публика, начиная с либерального юриста (Виктор Гольцев), кончая революционерами до мозга гостей (Герман Лопатин, Петр Заичневский), однако большинство — это писатели и публицисты народнического толка. Так что компания была литературная.
Однажды тут читали вслух 6-й номер «Народной воли» (от 23 октября 1881). Услыхав стихотворение «Матери» (кстати, единственное в номере), хозяин ресторана расплакался и принес сто рублей в помощь политзаключенным.
Мне стало любопытно, что за текст довел до слез Василия Яковлевича, и я нашел его в «Народной воле».
Снился мне образ твой — нежный, тоскующий…
Ты пред иконою низко склонилась —
С верою кроткою, душу врачующей —
И о единственном сыне молилась…Полно, родимая! Мучимый жаждою
Истины, — сын твой дорогой тернистою
Шел и пред вечною жизненной правдою
Смело предстанет он с совестью чистою.Не надрывай же ты сердца щемящего,
Не удручай себя тщетным молением
И одинокого узника спящего
Не отуманивай скорбным видением.
Кстати, Гиляровский ошибся с атрибуцией! На самом деле под псевдонимом «В. X. К-ов» скрывается малоизвестный революционер Василий Кравцов, приговоренный к бессрочной каторге.
В Татьянин день
Иной портрет «Венеции» дает в рассказе о конце 1880-х архитектор Илья Бондаренко. На его памяти, в этот ресторанчик хаживали актеры. В Татьянин день сюда стекались университетские
«студенты-театралы для взаимного излияния чувств. Все это в скромных размерах, не гоняясь за качеством кулинарии, а больше налегая на… “русское, хлебное, очищенное”».
Булки Бартельса
«Венеция» была в подвале, а кондитерская Иоганна Бартельса — под крышею. Жена поэта Бальмонта писала о своих детских впечатлениях (это 1870-е):
«Туда поднимаешься по лестнице, магазин на втором этаже, так странно! Там горячие пирожки с мясом, рисом и капустой. Жарятся они тут же на прилавках в никелированных шкафчиках. Барышни в белых фартуках берут их вилками и подают на мраморные столики».
Бартельс соперничал с булочником Филипповым.
Мир ностальгической торговли
В 1900-х наряду с «Венецией» и булочной-кондитерской Бартельса тут работала одна из молочных лавок братьев Бландовых, «вегетарианская столовая», целых три книжных, фотография, восточные товары «Япония» и некий магазин «случайных вещей».
Дом и в советское время оставался магазинным. Вернемся к фотографии 1970-х:
В левом крыле — «ремонт часов», просто «часы» и «ателье», над аркой — «обувь», в правом крыле — снова «ателье», «табак» и «зоомагазин».
Об этих местах вспоминают сейчас с ностальгией старожилы центра: кому-то здесь покупали первые часы, кому-то черепашку. А когда в зоомагазине появлялись живые раки, там выстраивались в очередь побитые жизнью мужички с авоськами, на юннатов совсем не похожие.
«Там можно было часами смотреть на рыбок, слушать пение птиц. Одно время там даже жил дикобраз».
Все эти заведения теперь называют «уютными», хотя казалось бы, какой уют в очередях?.. А во дворе была такая вот картина:
Позор на Кузнецком Мосту
Забыл сказать, что со двора на втором этаже у фасадного дома были галерейки (см. здание на Покровке): таких теперь почти не осталось в Москве. Впрочем, кого это волновало, если при сносе зданий пошли на прямое нарушение закона? С 1974 года не только палаты, но и весь ансамбль подворья являлись памятником истории и культуры республиканского значения!
И все же в 1993 году префектура подписала с «Сибнефтегазом» контракт о «реконструкции» застройки. В 1996 «Сибнефтегаз» снес все вокруг палат, а потом переслал проект на утверждение в Министерство культуры. В ответ министерство обратилось в прокуратуру Москвы (которая занимала один из соседних домов). А прокуроры отказали в возбуждении уголовного дела…
На месте дома, когда-то очень нужного, живого, связанного с именами русских классиков, стоит теперь офисный центр, мимо которого проходишь с равнодушием.
© Дмитрий Линдер. Перепечатка текстов с linder.moscow без разрешения автора не допускается.