Петровские линии, 2, 1876, 1897, 1912, арх. Б.В.Фрейденберг, К.К.Гиппиус, инж. К.И.Шестаков, А.Н.Кардо-Сысоев.
Пару роскошных корпусов Петровских Линий выстроил в 1876 году студент Академии художеств Борис Фрейденберг. Об этом проекте в целом — смотрите статью про северный корпус.
Мы же теперь поговорим о южном! Та сторона (с издательствами и библиотеками) была «серьезной», эта — «развлекательной», с ресторанами.
Ответный удар Чехова
Он был молодым автором юмористических рассказов и добывал трудовую копейку в журнале «Будильник». Редактором работал Александр Курепин — человек со вкусом и умом, но без большого таланта. Увидев чьи-то никуда не годные стихи, редактор вдруг воскликнул:
— Ох, ну, это, знаете, совсем — как Антон Павлович на бильярде играет!
Чехов был рядом и смолчал. А вечером сидели в ресторане и играли в бильярд. Увидев никуда не годный удар, Антон Павлович вдруг воскликнул:
— Ох! Ну, это, знаете, совсем как Александр Дмитриевич эпиграммы пишет.
Ударил в самое больное место! Курепин (человек, в общем, незлой) с горя напился и
«наговорил Чехову много неприятных слов».
Так пишет очевидец, Александр Амфитеатров. Дело было в середине 1880-х в «Татарском ресторане Бек-Булатова и К»: южный корпус Петровских линий. У Чехова в рассказе «Хорошие люди» промелькнет автобиографичное:
«Как-то мы, пишущие, сидели в Татарском ресторане».
И Гиляровский сиживал в той же компании и вспоминал потом, что здесь кормили «очень дешево и очень скверно». Однако дешевизна привлекала не слишком-то богатых сотрудников «Будильника»… а может быть, Владимир Алексеевич чересчур критичен?
С годами ресторация подорожает и станет «Россией». «Россия» превратится в «Ампир», «Ампир» — в «Аврору», наконец, «Аврора» — в «Будапешт»
Гостиница «Россия»… дореволюционная
В 1897 году дом перестраивался архитектором Карлом Гиппиусом. Известный банкир Яков Поляков, новый собственник южного дома, отдал его в аренду «Товариществу гостиницы Россия». Жильцов вытеснили постояльцы: только со стороны Неглинной еще сохранялись частные квартиры.
Был при гостинице «Россия» и одноименный ресторан, который снимал
«необыкновенно толстый грек Венизелос или Владос — не помню точно имени. Он надвигался своей громадной тушей на гостя и гудел сверху, так как толщина не позволяла ему нагибаться.
— Позалуста. Цудак по-глецески. Позалуста. Тефтели из филе, а ля Владос (или Венизелос, не помню), — рекламировал он меню».
Так пишет Гиляровский. Другие вспоминали пирожки, жаренные во фритюре, и ватрушки размером с серебряный рубль:
«сами в рот летели и таяли от одного укуса».
В 1912 году последние квартиры исчезают: в доме-гиганте сохранились лишь гостиничные номера. В этот момент военный инженер Александр Кардо-Сысоев застроил для нужд ресторации полукруглую площадку перед зданием. Помимо ресторана и гостиницы «Россия» со стороны Петровки появился электросалон (то есть кинотеатр) того же имени. Владельцем здания стал Николай фон Мекк — сын знаменитого строителя железных дорог и покровительницы Чайковского (см. дом на Рождественском бульваре).
Между Вертинским и Лениным
В 1910-х устроили ребрендинг, как сказали бы сегодня: гостиница «Россия» превратилась в «Элит-отель», кинотеатр — просто в «Элит» (или «Бодэ-Элит»), а ресторан стал называться «Ампиром». «Элит-отелем» и «Ампиром» управляло акционерное общество «Альпийская роза».
Вскоре кинематограф пал под натиском театра-варьете (и так бывает). Шел 1916 год. На сцене «Петровского театра миниатюр» блистал только-только вошедший в славу Александр Вертинский, загримированный в Пьеро и окруженный толпами поклонниц. Жил он в гостинице «Марсель» — напротив, по ту сторону Петровки, на углу со Столешниковым переулком.
Московский бенефис певца пришелся на 25 октября 1917 года. Несколько недель спустя Вертинский покинет Москву, а в 1920 году — и Россию. «Театр миниатюр» под руководством Марии Нининой-Петипа просуществует до 1922.
После тотальной национализации дом передали профсоюзам. Два раза, как гласит висящая до сей поры мемориальная доска, сюда приезжал глава советского государства:
«Владимир Ильич ЛЕНИН выступал в этом здании 26 ноября 1918 года на собрании уполномоченных Московского центрального рабочего кооператива и 11 апреля 1919 года на пленуме Всероссийского Центрального Совета Профессиональных Союзов».
И та речь, и другая были в духе голодно-военного времени. В первый раз Ленин призывал рабочих правильно распределять провизию, во второй раз — вступать в красную гвардию.
Кафе поэтов
Год 1918… В кафе ходят за духовной пищей! Что еще там можно получить, кроме блистательных стихов и прозы?
Открылось заведение
«в среду, 3 апреля. В программе вечера – граф А. Н. Толстой, Вл. Ходасевич и А. Могилевский. В четверг читают К. Бальмонт, И. Новиков, в пятницу – Е. Чириков и В. Инбер, в субботу – Г. Чулков, И. Эренбург и Добровейн».
Кафе (по циклу стихов Анненского) было названо «Трилистником», но в обиходе сохранялось довоенное гостиничное имя «Элит» — кому же не понравится прослыть элитой?
Лидером, чуть ли не хозяином, был произнесший вступительную речь Илья Эренбург — в ту пору скорее поэт, чем прозаик. И к большевизму Илья Григорьевич относился холодно:
Эх, настало время разгуляться,
Позабыть про давнюю печаль!
Резолюцию, декларацию
Жарь!
Послужи-ка нам, красавица!
Что не нравится?
Приласкаем, рядом не пройдем —
Можно и прикладом,
Можно и штыком!..
Другим завсегдатаем был Алексей Николаевич Толстой — «кому граф, а кому гражданин». Имена Бальмонта и Ходасевича мы уже видели в объявлении. Весной 1919 тут читал стихи Сергей Есенин.
А Маяковский выступил только однажды. Футурист заявился
«в костюме апаша, в красном шарфе с подведенными глазами».
Не помогло: в «Трилистнике» не ко двору были ни эпатаж, ни «поиск новых форм», ни красные энтузиасты.
Со временем романтик пустит себе пулю в грудь в стране, которую так долго строил, зато Толстой и Эренбург при новом обществе тепло устроятся, выслужат Сталинские премии.
Кафе поэтесс
На многих вечерах со сцены говорили только женщины.
«Кафе «Элит» – это кафе поэтесс. На эстраде только Музы, Аполлоны курят и аплодируют».
Вот как опишут выступления самой талантливой из муз:
«молодая, краснощекая, кровь с молоком, Марина Цветаева четко скандирует свою московскую поэму, где еще нет ни скорби, ни отчаяния, и только протест и вызов – хилым и немощным, слабым и сомневающимся. Ее называют Царь-Девица».
На той же сцене выступала Вера Инбер, обладавшая прекрасной дикцией.
«Милый, милый Вилли! Милый Вилли!
Расскажите мне без долгих дум –
Вы кого-нибудь когда-нибудь любили,
Вилли-Грум?Вилли бросил вожжи… Кочки. Кручи…
Кэб перевернулся… Сделал бум!
Ах, какой вы скверный, скверный кучер,
Вилли-Грум!»
Другой поэтессой «Трилистника» была Любовь Столица, державшая салон на Мясницкой.
«Парад юного нэпа»
В 1920-х возродился ресторан «Ампир», метрдотелем здесь служил один из сыновей знаменитого Тестова. Сюда пришел поэт Мариенгоф:
«Незанятые столики сверкали реквизированным у буржуазии хрусталем, серебром, фарфором, скатертями цвета первого снега и накрахмаленными салфетками… Это был парад юного нэпа… Заказ принял лакей во фраке с салфеткой, перекинутой через руку…
– Слушаю-с… Слушаю-с… Слушаю-с…
Я проворчал:
– Вот воскресло и лакейское «слушаю-с»»
Зато в торце со стороны Неглинной расположился РАМП (почти то же, что РАПП). Российская ассоциация пролетарских музыкантов ратовала за «приближение музыки к советской действительности» и воевала против «непролетарских» композиторов. Однако те, кто воевал и ратовал, великой музыки не создали. В 1932 году РАМП, как и все остальные творческие общества, распустили одним росчерком пера: композиторам было велено соединиться в общий Союз композиторов СССР.
Для самых маленьких
А в противолежащем конце дома — на Петровке (там, где раньше находился «Театр миниатюр» и пел Пьеро-Вертинский) с 1930 года работал Центральный театр кукол. Тут шли инсценировки басен Крылова и сказок братьев Гримм. Другие малышковые спектакли назывались так:
-
«Всегда готов»;
-
«Приказ по Армии»;
-
«Три революции»;
-
«Мы на страже пятилетки»;
-
«Фабрика звездных строителей».
Кукольный театр получил имя еще здравствовавшего большевика Артемия Халатова, благодаря которому и открылся. Несколько лет спустя имя исчезло, ибо вчерашнего главу Госиздата исключили из партии и расстреляли. Театр же никуда не исчезал и переехал потом на Спартаковскую.
«Красный мак» под головой у Вакха
Рядом, на первом этаже, со стороны Петровки, под вазами с головой Вакха, почти сто лет работала парикмахерская. В 1905-10 годах эти витрины выглядели так:
А приблизительно в 1930 году — так:
А это — 1983 год:
Говорят, стригли хорошо. Правда, порою очередь была на два часа. Стояла очередь и к косметологу (тут и о коже заботились). Местные косметологи сами варили, по несложному рецепту, кремы и продавали по десять рублей. Однако не все можно сделать на дому, поэтому от визитеров не было отбоя.
Как пишет девочка, которая бывала здесь при развитом социализме,
«делали чистку лица, для этого лицо в специальной паровом аппарате распаривали 20 минут, потом камедоны выдавливали и накладывали маску из талька с перекисью. Маску эту не смывали, а стряхивали с лица, и бедный человек с красным лицом, весь такой припудренный шел домой. Потом нельзя было умываться три дня!»
Красные люди выходили из парикмахерской «Красный мак», так народ прозвал лишенное официального имени заведение. По старому кафе в доме напротив.
«Аврора», «Будапешт»
Гостиница и ресторан, меняя имена, просуществовали до нашего времени. В 1930-х на смену имени «Ампир» пришло «Аврора». Появилась стихотворная реклама:
Вы можете в любую пору
На юбилей и на банкет,
На званый ужин и обед
Своих друзей позвать в «Аврору».
Могли не все. Ресторан остался (и останется) недешевым.
В 1958 году появилось современное имя — «Будапешт». Это имя не случайно: вероятно, только на Петровских линиях возможно было познакомиться с аутентичной венгерской кухней.
«Всего за 10 рублей… пряное ассорти из салями в зелени, наваристый с густой подливой гуляш, острый суп со специями. Закончить сытный обед можно было бокалом токайского вина «Ассу» или «Фурминт»».
Большая часть интерьеров сгинула в строительной пыли ремонтов и реконструкций. Впрочем, отель и сейчас гордится подлинными люстрами, бра и канделябрами (рубеж XIX и XX веков), а номера отделаны в винтажном духе.
И Солженицын с Шаламовым
Что же касается видных постояльцев, известно, что в номерах «Будапешта» общались Шаламов и Солженицын. Вот что об этом пишет Александр Исаевич:
«В новогодние дни 1963 года Шаламов приходил к нам в гости в неприютно-“роскошный” номер “Будапешта”, что на Петровских линиях, мы ужинали в номере и живо обсуждали пьесы: мою “Олень и Шалашовку”, которую он уже прочел,— и его колымскую пьесу, не помню ее названия, драматургии в ней было не больше, чем в моей, но живое лагерное красное мясо дрожало так же, пьеса его волновала меня».
Очерк о Шаламове полон покровительственных похлопываний по плечу. Потом Солженицын с удивлением узнает, что Варлам Тихонович его возненавидел. Впрочем, Шаламов вообще мало кого любил.
© Дмитрий Линдер. Перепечатка текстов с linder.moscow без разрешения автора не допускается.