Неглинная, 12, кор. В, 1890-94, К. М. Быковский. Здание Центрального банка
Красивый неоренессансный дом с фасадными скульптурами Опекушина за все свои 130 лет ни разу не менял хозяина — это по-прежнему Госбанк (Центральный банк). Парадный двор с худенькими деревьями напоминает о парке, который зеленел на этом месте до конца XIX века.

Кабинет-министр
В 1730-х то были задворки усадьбы Артемия Волынского. Волынский представляется одним из самых ярких, противоречивых людей своего века, так что одни потомки видели в нем героя, а другие — неудавшегося временщика. Умный вельможа с омерзительным характером стал кабинет-министром Анны Иоанновны при помощи всесильного Бирона, но вскоре начал проводить самостоятельную политику. Тогда фаворит чуть ли не на коленях умолил царицу казнить Артемия Петровича. И вот вчерашнему министру вырвали язык, отрубили руку, а потом и голову. Дело Волынского вошло в историю как пример брутальной и неправосудной расправы.
Воронцовы и их парк

Вельможа не дожил двух месяцев до смерти Анны и трех — до падения Бирона. Еще через год к власти пришла Елизавета Петровна, не подписавшая ни одного смертного приговора. «Веселая царица» приходилась троюродной сестрой детям Волынского и, конечно, возвратила их из ссылки. Дочь и наследницу казненного она выдала замуж за Ивана Воронцова — из той семьи, которая помогла Елизавете овладеть короной. Иван Илларионович приходился дядей знаменитой княгине Дашковой.
При Воронцове здесь было просторно и весело. Графский дворец стоял далеко, у Рождественки, а на обоих берегах Неглинки раскинулся французский парк с оранжереями, беседками, фонтанами, скульптурами, лестницами, террасами и круглыми прудами.
В конце столетия, после семейного раздела, усадьба стала занимать лишь левый берег. А в 1809 году ее выкупили для Медико-хирургической академии.
Среди целебных трав

В 1820-х и 30-х парк казался запустелым, а пруды были засыпаны. Зато этот зеленый уголок стал самым полезным в Москве садом. На нижней террасе выращивали лекарственные травы для студенческих занятий по фармакогнозии. В 1840-х Медико-хирургическая академия влилась в Медицинский факультет Университета, и все врачи, учившиеся в Москве до конца 1880-х, должны были какое-то время заниматься в Воронцовской усадьбе. Чехов, например.
Наконец, университетские клиники переезжают на Девичье поле, а владение в центре Москвы переходит к министерству финансов. Воронцовский сад оно передает московской конторе Государственного банка, а дворец — Строгановскому училищу.

Финансовый дворец
На месте срубленных деревьев архитектор Константин Быковский создает одно из своих замечательных творений. Сваи на берегу подземной речки стали забивать летом 1890 года, а освящение прошло в 1894, присутствовали великий князь Сергей Александрович с супругой.

Госбанковский дворец стоил 800 тысяч рублей. Быковский строго спрашивал с подрядчиков и несколько раз возвращал лепнины на доработку. Нижний этаж играет бриллиантовым рустом, наверху колонны и фигуры украшают тройку арочных окон. Полуобнаженные скульптуры были созданы по эскизам Александра Опекушина — автора памятника Пушкину. Они олицетворяют Земледелие, Промышленность и Торговлю: три кита, на которых зиждется богатство страны. Замковый камень каждой арки украшает маскарон торгово-плутовского божества Гермеса.

Быковский был произведен в академики архитектуры. Современники ценили эту красоту, советские потомки — в дежурном порядке ругали: фасад, видите-ли, «перенасыщен» декором.
За традиционалистской наружностью крылась высокая техника XIX века. Внутри работали вентиляция и водяное отопление, а в кабинетах — телефоны, на подходах к зданию (большая редкость для Москвы) устроили асфальтовые дорожки. Святую святых, «кладовую разменной кассы», армировали рельсами.
В хранилища Госбанка попадали неожиданные вещи. Например, список избирателей при выборах в Государственную Думу (1906 год). Боялись, что противники парламентаризма попробуют украсть и уничтожить этот список, как уже случалось в глубинке.
Дворец расширяется
Во дворе выстроили здания для служащих (в середине XX века превратились в один корпус Г), а слева, на углу с Сандуновским переулком, появился дом с двумя колоннами.
Весь ансамбль выглядел так:

А вот цветная открытка:

Уже в начале века стало тесно, и в 1908-10 годах, по проекту Иллариона Иванова-Шица, со стороны двора сделали две большие встройки, освещенные световыми колодцами.
После революции Государственный банк переименовали в Народный, в 1922 году он вновь стал государственным, но с прибавлением «СССР». Как и везде, штаты разбухли, и в конце 1920-х Иван Жолтовский возвел башни правого и левого корпусов. Существовал также проект надстройки главного здания. К счастью, дело до этого не дошло.
Те, кто бывал здесь в 1960-х, помнят белую парадную лестницу и бескрайний операционный зал, где за резными столами с зеленым сукном трудились служащие. Всюду трещали арифмометры и, словно кастаньеты, постукивали счеты с деревянными костяшками (ЭВМ тогда были огромны и редки).
Наши дни
В здании работает Центральный банк Российской Федерации, сберегший дореволюционные красоты даже в интерьере. Изнутри банк похож на западноевропейскую церковь, его строили в виде трехнефной базилики с крестовыми сводами. Центральный неф предназначался «для публики», а боковые — для сотрудников.
Публики больше нет, зато по-прежнему блестят парадные лестницы с балюстрадами в виде грифонов, росписи потолков в технике гризайль, яркие витражи световых фонарей, чугунные торшеры и колонны на верхних галереях.
Внутри работает ведомственный музей, посвященный истории банка, с древними кассовыми аппаратами, подлинными и фальшивыми ассигнациями, слитками драгоценных металлов и самой тяжелой российской монетой достоинством в 50 тысяч рублей.
Безграмотное мастерство
Ограда перед парадным двором тоже создана до революции. Рисунок элегантен и составлен с большим вкусом. Решетку выковали в маленькой кузне на Тверской-Ямской. Умея так ковать и рисовать, автор решетки был притом совсем безграмотным.

Мастер Евграф Куприянов родился в крепостной неволе, выучил ремесло и в 1861 году сделался свободным человеком. Кроме кузнечных работ, тесал наличники и брал подряды на строительство бревенчатых домов. Не обладая никакой теорией, работал «по наитию».
На заре XX века акулы рынка съели старенького кузнеца и его кузницу, однако Куприянов не пропал и пошел работать старшим мастером на завод Эриха Виллера.

© Дмитрий Линдер. Перепечатка текстов с linder.moscow без разрешения автора не допускается.