Мясницкая, 17с1, 1876 год, арх. В. А. Коссов
Феноменальные скупцы, крупный благотворитель, зверь-помещик, герой-библиотекарь и доктор наук, ставший народным артистом… с этим владением связаны люди особенного масштаба. А подворотня в центре протяженного красного дома попала в легенду, от которой веет гоголевской «Шинелью».
Первые хозяева
В начале XVIII века тут было пять мелких дворов. Один из них принадлежал видному дипломату Петру Курбатову, который ездил с Петром I в Европу. Вскоре участки были объединены, и в 1725 году попали в руки Льва Васильевича Измайлова – еще одного петровского дипломата. Этот посол купил участок после возвращения из Китая. В середине века появились каменные палаты, отмеченные на планах, однако до нас каменный дом не дошел.
В 1750-х домом владел сын, Михаил Измайлов – юный камер-юнкер при дворе будущего Петра III. Взойдя на трон, новый монарх произведет Михаила Львовича в генерал-майоры. А «благодарность» была такова – именно генерал Измайлов, перейдя на сторону Екатерины, убедил Петра подписать отречение от трона (то есть смертный приговор) и получил две тысячи душ в награду.
Брат его, следующий владелец каменных палат, Дмитрий Измайлов, вступил в брак с троюродной сестрой Петра III. Сын и наследник Дмитрия был четвероюродным братом Павлу I.
Дикий помещик
Итак, хозяином мясницкого особняка стал Лев Дмитриевич Измайлов – генерал 1812 года…
Тот Нестор негодяев знатных, как и в «Горе от ума», менял дворовых на борзых и, как в «Дубровском», запирал гостей в комнате с медведем. В жизни все было еще гаже, чем в литературе, ведь Измайлов, как паша, держал гарем и там насиловал маленьких девочек.
Как-то раз страстный охотник спросил двух слуг:
– Кто лучше? Собака или человек?
Взрослый сказал «человек», а мальчик со страху ляпнул «собака». Мальчику господин дал рубль, а камердинеру проколол вилкой руку.
В конце концов эти художества стали так широко известны, что правительство Николая I начало следствие, и в 1831 году все имения Измайлова попали «в опеку».
В отличие от Салтычихи, это был психически здоровый человек…
Летом Лев жил в деревне, зимой – здесь. Когда помещик умер (1834 год), его имения перешли к родственникам, дом на Мясницкой – к побочному сыну Дмитрию Измайлову, который был записан в купцы.
Генерал-Плюшкин
«Дом этот многие годы являл собою вид запустения и одичалости; лишь изредка растворялись ворота, и на дворе можно было видеть обширный огород».
Огород к середине XIX века занял место вековых палат. По бокам жались маленькие флигели. Там жил в отставке, трясясь над своими деньгами, старенький генерал Петр Кусовников с супругой. У богачей не было слуг – один лишь дворник. Вечером комнаты не освещались, и если дворник вдруг докладывал о госте, Петр Петрович и Софья Ивановна выходили навстречу со свечками, глядя, к кому из них идут. Хуже всех приходилось тому визитеру, кто держал путь к обоим супругам – оба, спеша задуть свою свечку, оставляли гостя в темноте.
Боясь воров, Кусовниковы спали днем, а ночью ездили в карете, взяв с собой все сбережения. Как будто дома грабят, а на улице – не грабят!
«Ку[совнико]вы ежечасно перемещали свою шкатулку. Они относили ее в коровник, зарывали в саду перед окнами, и сами стояли на карауле день и ночь. Раз они схоронили свои капиталы на городском кладбище».
Так скупость оборачивается расточительностью, осторожность – неосторожностью! Впрочем, судьба до времени хранила деньги двух безумцев.
В конце концов, перед отъездом в деревню, Кусовниковы закопали банковские билеты в золу под печку, на которой лежала парализованная жена дворника.
Дворник не знал того и захотел (внезапно) свою печку растопить… деньги вылетели в трубу.
Рассказывали, что часть обгоревших бумажонок успели спасти: Кусовников ходил потом по банкам, требуя их обменять и доходя вплоть до министра финансов. Так и умер в хлопотах (1870 год). Потом за генералом последовала генеральша.
Благотворитель в «темном царстве»
Для одного из следующих хозяев, статского советника Аблова, архитектор Виктор Коссов выстроил доходный дом, который видим мы (1876 год). Первоначально этажа было только четыре. В 1878 это здание приобрел купец Флор Ермаков, который и вошел в историю: его-то деньги вылетели не в трубу.
Сын крепостного Шереметевых был текстильным магнатом и держал четыре больших фабрики с английскими машинами. Еще в Крымскую войну он получил от императора золотую медаль
«За обширное производство суровых миткалей, за усовершенствование способов набивки тканей и за понижение цен на ситцы».
Эту недорогую ткань в народе называли «ермаком».
Уже в 1850-х Флор Яковлевич был видным благотворителем. В 1877 году, закрыв шерстяную фабрику в Сокольниках, он основал там богадельню, где получала кров и стол тысяча бедных стариков крестьянского сословия. Тогда же Ермакову пожаловали дворянство, но, судя по рассказу Варенцова, он продолжал жить допотопным купцом – бережливым и «с норовом». Сын опасался скрипнуть половицей, когда шел выпить чаю в неположенное время.
Рядом со своим особняком (на Новой Басманной) Ермаков выстроил трехэтажный корпус, в котором жило до двухсот монахинь из провинциальных монастырей. По праздникам монашки и 25 крестников, согласно древнему обычаю, целовали руку благодетелю.
Два сына Ермакова рано умерли, а третий – совершил подлог, украв полмиллиона рублей у родного отца. Флор Яковлевич выгнал его из дома, а впоследствии простил. Но понял: род предпринимателей закончился.
Тогда Ермаков продал свой бизнес Кнопам и посвятил свое последнее десятилетие заботам о неимущих (1885-95 годы). В 1889 году открыл еще одну большую богадельню. Теперь на ермаковский счет жило две тысячи бедных стариков. В собственном доме на Новой Басманной купец открыл бесплатную «народную столовую», в которой кормилось пятьсот человек.
Земной поклон от городского головы
Однако старый купеческий «норов» остался. И когда городской голова Николай Алексеев пришел просить денег на строительство психиатрической больницы, Ермаков ответил, что не даст, если ему «в ножки не поклонятся».
Внезапно Алексеев, сняв с себя цепь городского головы, произвел земной поклон, говоря:
«Кланяюсь и прошу вас, Флор Яковлевич, ради массы страждущих, несчастных и бесприютных больных, не имеющих возможности лечиться, пожертвовать на это доброе дело!»
И тогда Ермаков дал Алексееву чек на 300 тысяч рублей. На эти деньги в Алексеевской больнице возвели отдельный Ермаковский корпус, где лежало сто умалишенных.
Историю с биением лбом об пол рассказали и Алексеев, и родные Ермакова, и маловероятно, что она придумана.
Купец скончался, завещав большую часть средств «беднейшим и нуждающимся в пособии людям», после чего в Орликовом переулке вырос самый большой в городе ночлежный дом, а на Пречистенской набережной – огромное училище для техников и электротехников.
Доход от дома на Мясницкой шел на содержание Ермаковских богаделен. С той же целью во дворе построили второй доходный корпус и хозяйственное здание. Самих же богаделен, вопреки сложившемуся мнению, здесь не было: адресные книги дают совсем другие адреса.
Долгоиграющие магазины
Здания на Мясницкой кормили стариков вплоть до 1917 года. В фасадном корпусе, на нижних этажах, как водится, шла бойкая торговля: бетон, железо, керосин, мельничные машины, арматура, канцелярия и парфюмерия… Хозяйственный магазин Леона Пло дожил до революции и под скромной вывеской «Инструменты» просуществовал тут до 60-х, а потом перебазировался в соседний дом со львом: в 80-х там отоваривались работяги всей Москвы. В доме 17 был еще известный в советское время магазин пластинок «Рапсодия».
Жильцы
На следующих этажах до революции квартировала небедная публика. Здесь останавливался посол США и жило три известных архитектора: Артур Лолейт (автор лютеранского собора и дома Моссельпрома), Георгий Макаев (достраивал Политехнический музей) и Адольф Зелигсон, который много строил в двух шагах: в Архангельском и Кривоколенном переулках и на Чистопрудном бульваре. Здесь жили крупный невропатолог Лазарь Минор (сын раввина из хоральной синагоги) и грузинский филолог Александр Хаханов, который преподавал в близлежащем Лазаревском институте.
Уже в советское время в этом доме жил известный математик Виктор Немыцкий. Он прославился и как исследователь гор и неожиданно скончался в 66 лет, в высокогорьях Алтая.
Уже в 1920-х одним из здешних обитателей был Михаил Зенкевич, друг Ахматовой и Гумилева, поэт из «Цеха поэтов». Зенкевич дожил до брежневской эпохи и написал интересные мемуары.
В 1947-48 годах фасадное здание надстроили пятым этажом.
Рудомино – человек-библиотека
Чуковский назвал ее в поздравительной телеграмме
«владычицей дворцовых чертогов, повелевающей книгами на ста двадцати языках».
А начиналось все с двух иностранных языков – немецкого и французского. Маргарита Рудомино выросла в трехъязычной интеллигентной семье.
В 1921 году в Москве собрались открыть «Неофилологический институт», а вместе с ним – библиотеку. Заведовать ею позвали юную девицу. Институт так и не открыли, но Библиотеку Иностранной Литературы (теперь носящую имя Рудомино) девушка отстояла и постепенно сделала одной из богатейших в стране. Высшие курсы иностранных языков, которые открылись в 1926 году при «Иностранке», ныне являются университетом МГЛУ.
Западные книги для библиотеки жертвовала Клара Цеткин, а два десятилетия спустя Рудомино сама отправилась в Германию, чтобы пополнить книжный фонд (1945 год). Маргарите Ивановне дали тогда звание подполковника.
Когда в 60-х Рудомино наконец-то выбила для «Иностранки» специальное здание, она растрогалась и стала целовать
«многострадальные книги, столько кочевавшие, испытавшие подвальную сырость и холод».
Вскоре создательницу учреждения уволили, чтобы освободить теплое креслице для дочери Косыгина, хотя энергии у пожилой Рудомино хватило бы, чтобы создать из ничего еще одну библиотеку.
В доме на Мясницкой эта женщина жила.
Ираклий Андроников
Кажется, это единственный случай, когда доктор наук стал еще и народным артистом. Смотря или читая его «детективные» расследования о Лермонтове, я более всего дивлюсь тому, о чем Андроникову приходилось умолчать. Все эти внуки лермонтовских муз, хранящие и раскрывающие тайны своих бабушек, в то время относились к «классовым врагам». Вы представляете, как трудно было их разговорить? В тридцатые-то годы?
Впрочем, и сам Ираклий Луарсабович, грузинский дворянин, не выглядел чужим в этой среде.
В Москву будущая знаменитость приехала в 1935 году. По некоторым данным, Андроников уже в 1930-х и 40-х жил по адресу «улица Кирова, 17» а потом, вероятно, перебрался из одного корпуса в другой (есть ведь еще и строение 2 во дворе). Если это правда, то тогда там побывал еще и Заболоцкий: после семи лет лагерей и ссылок поэт нашел приют у Андрониковых.
Вполне надежные источники говорят о 50-х и 60-х: Ираклий Луарсабович в то время жил здесь, именно в фасадном здании – там, где позднее разместится Гипронииполиграф. Квартира Андрониковых была на пятом этаже (надстройка 1947-48 годов).
В гостях у Андрониковых
Пишут, что доктор наук и народный артист был в частной жизни удивительно рассеянным, безбытным человеком. Один историк, посетивший дом в 60-х (очевидно, по договоренности) застал семью за перетаскиванием мебели: Андрониковы уезжали навсегда. Впрочем, отец семейства отвел гостя в голую – одни обои и две табуретки! – комнату, сделал, что было оговорено (прочитал гранки), а потом стал травить байки, так что гость сваливался с табуретки от хохота. Вдруг раскрывает дверь жена:
– Ираклий, но ведь машина ждет. Вещи…
– Боже! – мэтр воздевает руки. – Какие вещи? Разве не понятно, что я работаю? Почему мне вечно все мешают работать?
И продолжал рассказывать истории, пока жена и дочери таскали мебель. Через час жена вновь заглянула в дверь:
– Ираклий, все погрузили. Ехать пора…
Современность
Дом, полный коммуналок, расселили через несколько лет: в 1975 году. Верхние этажи занял проектный институт Гипронииполиграф, а телефон в старой квартире Андрониковых стал служебным. Здесь еще много лет раздавались звонки, просили Ираклия Луарсабовича или его супругу.
Институт до начала 90-х проектировал типографии и архивы, а после – просто сдавал помещения в аренду, но просуществовал (как вывеска) до начала XXI века.
Призрак подворотни
А как же легенды о призраках? Мы намекали, что они появятся!
Легенда такова: по ночам, в полнолуние, в подворотне дома № 17 видят старика в потрепанном пальто, который пристает к прохожим:
– Денежки, денежки мои! Подай денежку!
Тому, кто не уважит просьбу старика, грозят большие неприятности: призрак из подворотни быстро разорит бизнес. Тогда будет один способ умилостивить генерала, деньги которого сгорели: в полночь подойти к арке дома № 17, выложить на мостовую крупную купюру и с уважением сказать Кусовникову:
– Петр Петрович, Варвара Ивановна, вот ваши денежки!
И быстро, не оглядываясь, уйти.
© Дмитрий Линдер. Перепечатка текстов с linder.moscow без разрешения автора не допускается.