Петровка, 22, 1928-29, арх. П. Н. Кучнистов, на месте дома Левенсонов
Старинный барский особняк на месте углового дома 1920-х был центром обширной усадьбы, которая включала всю южную сторону Рахмановского переулка от Петровки до Неглинной. Другим частям владения — дому № 4 по переулку и № 23 по улице Неглинная — посвящены отдельные статьи.
Палаты XVIII века до Наполеонова пожара принадлежали князьям Гагариным, после — князьям Лобановым-Ростовским. В годы Великих реформ место князей занял врач Александр Левенсон, он здесь открыл «Поликлинику детских и женских болезней».
Большую часть дома доктор все-таки сдавал внаем: нижний этаж — под трактир Зверева, верхний — под меблированные комнаты «Надежда». Два этих заведения мелькают в книгах Гиляровского.
«Вязка» маклаков
По словам Владимира Алексеевича, у Зверева собиралась «вязка» — общество мелких маклеров («маклаков»). Действуя сообща, они сбивали цены на аукционах, чтобы купить богатые вещи задешево. В трактире они делили награ… честно заработанное. В эти дни один из залов
«представлял собой странную картину: на столах золото, серебро, бронза, драгоценности, на стульях материи, из карманов вынимают, показывают и перепродают часы, ожерелья».
По-видимому, эти сцены относились к 1870-м. Потом место трактира заняла «редакция театральных афиш». Сын доктора-домовладельца, типограф Александр Левенсон, арендовал афиши императорских театров. В соседнем здании, связанном с Белинским, он открыл собственную, широко известную типографию (1881 год), в которой увидела свет первая книга Чехова.
1 000 000 экземпляров
На рубеже веков бывшее логово маклаков превратилось в редакцию «Русского слова» — газетенки «убогой» и малотиражной, хотя ее владельцем был сам Сытин — акула книжного рынка. Просто Ивану Дмитриевичу не хватало пороху и времени, чтобы заняться еще и газетой.
«По одну сторону редакции была пивная Трехгорного завода, а с другой — винный погреб Птицына. Наверху этого старого, сломанного в первые годы революции, двухэтажного дома помещались довольно сомнительные номера «Надежда», не то для приходящих, не то для приезжающих».
В других источниках Трехгорную «пивную» называют рестораном
«с очень приличной кухней, и обороты этот ресторан «Трехгорный» делал огромные».
А ситуация с газетой выправилась в 1902 году. В «Русское слово» вдохнул жизнь «король фельетонистов» Влас Дорошевич. Он и организатор был прекрасный: дисциплина была строгой («как в Париже и Лондоне»), а гонорары — высокими.
Потом «Русское слово» переехало в собственный дом на Тверской и стало самой продаваемой в империи газетой. В 1917 году ее тираж составлял миллион экземпляров.
Автор «Москвы и москвичей»
Вернемся на Петровку! Наверху, в «сомнительных» меблированных комнатах «Надежда» на рубеже веков жили актеры, мелкие служащие и «проститутки из средних»… если, конечно, верить Гиляровскому. У него вся Москва — сомнительное место, уж такой у репортера профессиональный интерес.
По другим данным, в жилой части дома встречалась и почтенная публика — вроде автора «Москвы и москвичей». Нет! Я на этот раз пишу не про Гиляровского, а про статистика и краеведа Николая Бочарова, который до Владимира Алексеевича издал книгу под таким заглавием. Полный титул был таков:
Бочаров Н. П. Москва и москвичи: Историко-статистические очерки, исследования и заметки Н. П. Бочарова. Вып. 1. Москва: Типография М. П. Щепкина, 1881.
Впрочем, и Николай Петрович был не нов: первым писателем, назвавшим свою книгу «Москвой и москвичами», был Михаил Загоскин в 1840-х.
Работал Бочаров этажом ниже — в «Русском слове».
Профессия: репортер
Еще одним жильцом «Надежды» был роскошноусый отставной лжеофицер, некто Кондратьев — один из самых сильных бильярдистов в городе. Этот Кондратьев все, что было выиграно в бильярд, однажды продул в карты и дошел до главного сокровища — белого какаду. Жестокосердный враг выкинул попугая на мороз.
Белый труп на снегу заметил репортер «Московского листка» и написал смешной текстик в газету… но хозяин «Листка» тоже был жесток.
— Не пойдеть! Ты вот найди, откуда это попугай взялся и как он на бульвар попал, тогда пойдеть!
— Это невозможно, Николай Иванович.
— Какой же ты после этого репортер выходишь? Может, сам нашел на помойке дохлую птицу и подкинул ее, чтобы сценку написать?.. Эх, ты, строчило мученик!
К счастью для «мученика», рядом с ним был Гиляровский, описавший этот эпизод в книге «Друзья и встречи». Когда происхождение попугая стало ясно, «строчило» дописал статью, получил 25 рублей и теплое пальто…
Теперь понятно, почему Гиляровский стал среди репортеров «королем»: он мог найти иголку не в каком-нибудь стогу, а в миллионном городе. А если поиск все-таки окончится ничем? Тогда пойдут в ход домыслы и слухи! Кого это волнует?
Жир-Кость
Описанному Гиляровским дому не повезло с фотоснимками. Он попал в кадр только после того, как его разломали.
Зачем ломать было, когда в Москве, измученной жилищным кризисом, еще не строили новых домов? Тайна сия велика есть.
Шестиэтажный дом на месте пустыря вырос лишь в 1928 или 29 году (архитектор Павел Кучнистов). Стиль — конструктивизм. Красная полуротонда на углу «рифмуется» с неоклассической сберкассой через переулок, и это «оживляет» наше здание 1920-х, которое выглядит приятнее, чем большинство собратьев по эпохе. Хотя и не вписывается в ансамбль.
Заказчиком был кооператив с неаппетитным именем «Жиркость», а первыми жильцами — парфюмеры, работники «Треста эфирно-жировых эссенций», или ТЭЖЭ. Под этой маркой выпускались многие раннесоветские духи, так что аббревиатура стала знаменитой. Люди обычно расшифровывали это непонятное ТЭЖЭ как «тайна женщины».
В 1930-х трест возглавила жена Молотова Полина Жемчужина (позже ее посадит Сталин, чтобы держать ее супруга на коротком поводке), а в самом доме наряду с жильцами устроился райком ВКП(б). В красные праздники рядом с дорогой демонстрантов сколачивали трибуны. Поверх трибун, и над толпой, и над начальством, нависала фигура «вождя и учителя» в два человеческих роста.
Артист
Быстро появились квартиранты, никак не связанные с парфюмерной промышленностью. В 1940-72 годах здесь жил комедийный дуэт «Миронова и Менакер». Как пишет очевидец об этом семейном очаге,
«уютнейшая квартирка, но с чертовщиной, как у Булгакова».
Тут грезил об актерской славе полненький болезненный ребенок. При первой попытке сняться в фильме его выгнали со съемочной площадки. Когда подросток на экзамене в Щукинское училище стал декламировать «Прощай, свободная стихия!», из носа от натуги хлынула кровь, после чего парень был принят. В тех редких случаях, когда студенту ставили четверку, он требовал переэкзаменовки и пересдавал всегда на пять. Так воспитал себя актер Андрей Миронов.
© Дмитрий Линдер. Перепечатка текстов с linder.moscow без разрешения автора не допускается.