Милютинский переулок, 16с1 и с2, XVIII-XIX века
Две желтых рядовых постройки, кажется, ничем не выделяются. Единственная яркая деталь — женские маски с оттопыренными губками, копны волос под подбородком перехлестываются и завязаны узлом. Волосы убраны цветочными венками: так изображали древнеримскую богиню Флору. Этот двухэтажный дом — строение 2.
Цветы искусства же благоухали рядом, в трехэтажном строении 1, без маскаронов.
Флора украсила фасад в первые годы XX века, сами же здания почти на 200 лет древнее: здесь заработала самая крупная в Москве частная фабрика.
Шелк и печная вьюшка. Как переулок стал Милютинским
В 1714 году царский истопник Алексей Милютин устроил тут
«шелковую, ленточную и позументную фабрику на свои собственные деньги и своими мастеровыми людьми».
Шелковое дело было новым для России. Рассказывали, что умелец сам смастерил первый станок, сам на нем выткал первый кусок атласа и показал его Петру. Милютин написал царю, что хочет открыть дело
«не ради одного себя, но ради пользы всенародной и чтобы произошло мастерство в состояние».
Умелец был из мелких и незнатных дворцовых служителей. Отец в XVII столетии поставлял рыбу к царскому столу, а сам Алексей Яковлевич получил должность истопника при Иване V и достался по наследству Петру I. Я не уверен, что Милютин сам топил царские печи, зато эта синекура дала «пропуск» в царские чертоги. Первый шелк ткался для вдовы Ивана V Прасковьи Федоровны, и сам шелкоткач мог от нее услыхать, какой узор и качество потребны.
Милютин быстро развернулся, выписал из Астрахани мастеров-армян, завел 20 учеников, привлек 130 баб для скручиванья нитей. Шелка получались
«противу иностранных некоторые не хуже».
34 стана давали русскую тафту, атлас и позументы (1718 год), четыре года спустя станов было уже 80.
Справедливости ради прибавим: умельцу помогла не только сметка, но и петровский указ, запрещающий ввозить из-за границы те товары, которые производил Милютин. А обойтись без шелка дворянин не мог никак: это ж не только платья, но и мундирные галуны!
Чтобы застраховать огромное хозяйство от пожара, Милютин в 1720-х выстроил из камня производственные корпуса. Каменное строительство в то время было под запретом (за пределами Санкт-Петербурга), и редко у кого получалось обойти этот запрет. Фабрика эпохи Петра I – это первый этаж строений 1 и 2. В надворном строении 3 квартировали некоторые рабочие. Хозяин проживал в доме 14 строение 1, Алексею Яковлевичу принадлежал весь участок № 14-16.
При Анне Иоанновне старик Милютин получил дворянство, и на гербе придворного истопника изобразили три печных вьюшки. Милютинское дело стало самым крупным частным предприятием Москвы, а переулок, издревле звавшийся Казенным, с конца XVIII века носит имя Милютинского.
К концу столетья производственные здания надстроили вторым этажом.
XIX век
Милютины-потомки — славный род, и дом 14 помнит раннее детство министров-реформаторов эпохи Александра II. Впрочем, отец их прогорел как фабрикант, влез в неоплатные долги и в 1828-29 годах был вынужден продать двор по частям. Так, на обломках шелковой империи, возникло два домовладенья: № 14 (усадьба) и № 16 (вчерашняя фабрика).
Фабричные строения купил майор Платон Митьков — брат декабриста Михаила Митькова, сидевшего в то время в Читинском остроге. Надворный корпус, где раньше жили рабочие, майор серьезно перестроил и превратил в главный дом. Митьков там поселился сам, но уже в 1830-х стал сдавать дом квартирантам: строение 3 связано с Пушкиным.
Что же касается фасадных корпусов, то в пушкинские времена бывшая фабрика была отремонтирована и сдана внаем. Внизу появились кузница и слесарная мастерская. Строение 1 в 1830-х надстроили третьим этажом. В 1898 году архитектор Митрофан Арсеньев делает пристройки со стороны двора.
Ближе к концу столетия домовладенье несколько раз переходит из рук в руки, а среди арендаторов появляется много людей искусства: например Леоне Джиральдони. Один из лучших баритонов того времени блистал в операх Верди, а на склоне лет преподавал вокал в Московской консерватории.
«Летучая мышь»
Все началось в 1908 с обыкновенного капустника, но это был капустник из актеров МХТ (еще не сделавшегося МХАТом) и близких друзей. Играли поначалу сами для себя. Потом — под натиском страждущей публики! — начали выпускать билеты, распределявшиеся по именным спискам. Каждый дурачился и делал не свое дело: Качалов плясал, Собинов с Шаляпиным боролись, Станиславский ставил фокусы. Закулисье и сцена сливались. Играли по ночам и обязательно в подвале (начиналось все в доме Перцова). Эмблемой шуточного театра-кабаре стала летучая мышь — пародия на мхатовскую чайку.
Душой этого дела был Мкртич Асвадурович Балян — купеческий сынок, мечтавший стать звездою театра. Поскольку его имя было непроизносимым, молодой артист назвался Никитой Балиевым, но это несильно помогло. Человеку с его внешностью в «серьезной» драме делать было нечего. Карьерный потолок для такого актера — это роль Хлеба в «Синей птице» Меттерлинка:
Зато в «Летучей мыши» Николай Балиев развернулся и стал первым российским конферансье. В 1912 году ушел из МХТ и превратил свой пародийный театр в успешный коммерческий проект. В то время, по архивным документам (декабрь 1912), театр-кабаре заработал на новом месте — в подвале трехэтажного строения 1. В январе 1914 года сюда приходил Герберт Уэллс.
Этот подвал сейчас освещают восемь окошек в левом крыле здания. В конце XX столетья их заделали, теперь восстановили.
Шофер Наполеона
Составить мнение о театре можно по спектаклю «Скандал с Наполеоном». Наполеон в Кремле, зябко кутаясь в плащ, спрашивал:
«Где мой шофер?»
И получал ответ, что «шофер здесь». Какой-то правдоруб из зрительного зала изрекал:
«При Наполеоне автомобилей не было».
И не переставал занудствовать. Актеры приходили в замешательство, спектакль начинал разваливаться. Зал переругивался и раскалывался на два лагеря. На сцену выбегал сконфуженный Балиев, страшно извинялся, молил публику доглядеть до конца. Наполеон же снова доходил до фразы о шофере, правдолюбец в зале вновь рубил:
«А я утверждаю, что при Наполеоне автомобилей не было».
Наполеон срывал с себя парик и начинал визжать, что в этой обстановке он играть не может, Балиев безуспешно пробовал остановить скандал, весь зал метался, и внезапно… на сцену выходил суфлер
«и говорил… что по-французски «шофер» значит истопник».
В тот момент зрители осознавали: их надули, скандалисты в зале — подсадные утки, реплики с мест — часть сценария.
После «Летучей мыши»
Осенью 1915 года «Летучая мышь» перелетела из Милютинского переулка в подвал дома Нирнзее. Однако дом по-прежнему был близок к театральному миру, и в дворовом строении 3 работала «2-я студия МХТ».
В 20-х здесь располагались коммунальные квартиры, внизу — склады. К концу XX столетия дом занимали лишь организации, арку во двор заложили, дореволюционный интерьер исчез.
© Дмитрий Линдер. Перепечатка текстов с linder.moscow без разрешения автора не допускается.