Голицынский-Голофтеевский, Солодовниковский и Александровский пассажи (XIX и начало XX в.) Разрушены. На месте нового корпуса ЦУМа (Петровка, 2с2, 1974-78, 2004-2007)
Прежде всего, чтобы читатель не запутался, покажем схему:
А теперь начнем с конца истории! К старому, клейновскому ЦУМу (дореволюционный Мюр и Мерилиз) в 1974-78 годах пристроили, разрушив Александровский и Голофтеевский пассажи, дисгармоничное строение 2 (арх. С. И. Никулин, А. А. Казаков, Ю. В. Омельченко).
В 2004-2007 годах его расширили на север, почти до самого Кузнецкого Моста, ликвидировав сквер. Сквер был разбит в 1940-х на месте третьего торгового пассажа, погибшего от гитлеровской бомбы: Солодовниковского.
То, что построили в 2000-х, выглядит чуть приличнее, чем «брежневский обком» 70-х, но все равно не красит исторический центр города. Со стороны Петровки хорошо заметно, где кончается советский белый корпус и начинается постсоветский серый.
А по Неглинной все серо: постройку 1970-х перелицевали в XXI веке.
А теперь — фотосравнение! Примерно с той же точки на Неглинной улице: снимки 1890 (Александровский пассаж) и 1983 годов:
Хочется подписаться под комментарием с pastvu:
«Как же деградировала архитектура почти за 100 лет…»
Пассаж Гоглицына-Голофтеева
Пассаж в XIX веке — это крытая галерея с дорогими магазинами. Представьте себе переулок между двумя деловыми улицами! В проходе образуется поток небедных пешеходов, а по обе стороны потока появляется два ряда лавок.
Теперь давайте выстроим над этим переулком свод, чтобы покупатель не боялся непогоды. Сделаем свод стеклянным, чтобы оставалось много света. Можно сказать, мы и построили пассаж! Правда, и лавки надо будет создать заново, по плану, и тогда все станет стройно и красиво. Можно еще сделать два этажа.
Организовывать пассажи начали в Париже на рубеже XVIII и XIX веков. К 1840 году новшество дошло до Москвы. Кстати, первопрестольная опередила Петербург: Невский пассаж построят только в 1846-48 годах.
Подал идею Михаил Голицын — князь, камергер, крупный чиновник, ветеран Бородина, писатель, даровитый композитор. Между Петровкой и Неглинной была полоса казенной пустопорожней земли. Михаил Николаевич написал проект, суть которого можно пересказать так: «Пускай Москва отдаст мне эту землю в собственность бесплатно, я там выстрою пассаж, не хуже, чем в Париже. Однако строить больно дорого, и пусть мое владение освободят на 10 лет вперед от городских налогов».
Что удивительно, проект одобрили, «бесплатная приватизация» прошла на ура (хорошо быть камергером и стоять близ трона!). В 1840-41 годах известный архитектор Михаил Быковский выстроил «Галерею князя М. Н. Голицына». 15 февраля 1842 года первый пассаж в России с помпой открылся. Про него книжку напечатали!
Под световым фонарем блестели 24 двухуровневых магазина. Они были полны мехов, шелков, ковров, галантереи, чая, игрушек, серебра и т. п. Крытая галерея полностью отапливалась — за четверть столетия до Теплых рядов! — и встала на пути между центрами московской культуры (императорские театры) и модной торговли (Кузнецкий мост). Кажется, верный успех! И все-таки до 1860-х дело князя не нашло в городе подражателей. Уж очень необычной виделась сама идея.
В 1852 году в одном из помещений демонстрировали… кормление червей. Черви были шелковичными. Предполагалось, что смотреть на разные породы шелкопрядов придут шелковые фабриканты. Поэтому Московское общество сельского хозяйства арендовало одну из лавок.
Времена менялись, купцы стали предприимчивее, и в 1874 году братья Петр и Конон Голофтеевы купили у наследника Голицыных пассаж. Тогда он из Голицынского превратился в Голофтеевский.
Этот фасад уже не помнит ни один москвич: в 1912 году кто-то кинул папироску в ларь с «цуллулоидными изделиями» (то есть с пластмассой). Результат был таков:
Осталась лишь нетронутая пламенем икона св. Александра Невского в серебряной ризе.
Пассаж выстроил заново инженер Иван Рерберг (1912-13), а заказчиком был статский генерал Николай Голофтеев — сын одного из покупателей-купцов. Получилось так! Вид с Петровки:
Интерьер:
Вот это помнят многие москвичи.
В 1920-х Голофтеевский и Александровский пассажи соединили с магазином «Мюр и Мерилиз» и все это назвали Мосторгом (впоследствии — ЦУМ). Отделы ЦУМа проработали здесь до позднесоветских лет. Здание на сваях, на подземном берегу Неглинной стало разрушаться, и его пришлось стянуть стальными рельсами. В конце концов решили, что ломать лучше, чем ремонтировать, и в 1974-78 годах на этом месте появился новый корпус ЦУМа.
Александровский пассаж
Пассаж обычно называли по фамилии владельца. Однако не ищите здесь какого-то «купца Александрова»: хозяином был Александр II. Участок вдоль Неглинной рядом с Малым театром принадлежал театру, то есть министерству двора, то есть императору. Строителем был архитектор Александр Обер (1877-78 год), первыми арендаторами и заказчиками всех работ — купцы Александр Шилов и Алексей Федюкин.
В пространстве между Малым театром и восточной стороной Голофтеевского пассажа выросло здание в три этажа, с фасадными скульптурами на арках. Планировали и такую невидаль:
«По вечерам весь пассаж будет освещаться не газом, а электрическим светом».
Так напечатано в «Русских ведомостях». Осенью 1878 года. Фантастика! Я сомневаюсь, что в Москве в этот момент были другие дома с электричеством. Лампочки Яблочкова только годом раньше появились в Лондоне и Париже.
А в остальном — стандартный набор роскоши, галантерейная и мануфактурная торговля. Кстати, почему дом с магазинами вообще получил имя пассажа? Пассаж — это ведь «переход» с одной улицы на другую. Этот же дом тянется вдоль Неглинной… куда отсюда идет публика?
На Театральную площадь. В северной части Малого театра был так называемый декорационный сарай, который прорезала арка с проходом в Александровский пассаж.
Все же место было не очень бойким, а пассаж — сравнительно малодоходным. В 1910-х он приносил только 40 тысяч рублей в год чистой прибыли (годовое жалование сотни рабочих).
В мае 1914 года кто-то бросил под ноги окурок — и «сарай» с лежавшими там декорациями для Большого театра окутал дым. Пропали труды поколений театральных художников, в том числе Константина Коровина.
В этот момент исчез проход между площадью и пассажем.
В 1920-х Александровский пассаж вошел в состав Мосторга, а в начале 70-х был снесен по причине (или под предлогом) ветхости.
Перед Кузнецким Мостом: дом Татищева
С середины XVI века известна церковь Воскресения Словущего. К 1657 году она сделалась каменной. Рядом стоял дом священника, в котором незадолго до нашествия французов был магазин с говорящими попугаями. А в 1816 году обгоревший при Наполеоне храм разобрали. Уже в наш век, перед созданием пристройки к ЦУМу, на старинные фундаменты наткнулись археологи.
Бывший участок храма с кладбищем и двориками причта продали Дмитрию Татищеву. Это был ловкий дипломат, вернувшийся недавно из Мадрида — говорили, что король слушает русского посла с большей охотою, чем собственных министров, даже и в делах, которые касаются одной Испании. Незаконный сын этого Татищева чуть не подрался на дуэли с Пушкиным.
В 1821-22 годах для Дмитрия Павловича выстроили доходный дом в три этажа с мощным пилястровым портиком. Фасад вышел настолько представительным, что был опубликован в «Архитектурном альбоме…» — другие доходные дома такой чести не удостаивались.
Глядел он на Кузнецкий Мост (напротив дома № 7) и занимал место современного газона перед ЦУМом. Одну из лавок занимал книгопродавец Карл Урбен, который снабжал Пушкина в долг книгами. Когда поэт погиб и император принял на себя его долги, Урбену прислали по счету 113 рублей.
Пассаж Солодовникова
В конце 60-х наследники Татищева продали трехэтажный дом с надстроенными крыльями купцу Гавриле Солодовникову. Миллионер был славен скупостью и даже на своей пролетке одевал в резину только задние колеса, где сидел сам (а кучер пусть трясется). Зато на театр своего имени на Дмитровке денег не пожалел!
Пассаж Солодовникова появился в 1869-70 годах (архитектор Николай Никитин). Дом Татищева не тронули, а просто встроили в торговый комплекс. К югу, по красным линиям Петровки и Неглинной, выросли трехэтажные дома в стиле эклектика, между которыми прошли одноэтажные торговые ряды.
Солодовников не был бы самим собой, если бы не устроил у себя в пассаже театр (еще один!) — не очень большой, зато с ложей для генерал-губернатора. Кроме пьес там проходили разные мероприятия, выступали Писемский, Плещеев и отец русской драмы — Островский.
В 1882 году Архип Куинджи тут провел выставку двух своих знаменитых картин — «Березовая роща» и «Ночь на Днепре». Ажиотаж и споры вокруг экспозиции в пассаже так напугали мастера, что он ушел в затвор: за следующие двадцать лет не показал ни одного полотна жаждущей публике.
Пожар у Солодовникова
Любитель театров погорел на скупости. В своем пассаже он не выстроил ни одного брандмауэра, ни одной капитальной стены… Огонь, вспыхнувший среди бела дня 7 октября 1884 года, озарял Москву до конца ночи, в соседнем доме Хомякова лопались от жара стекла, начали гореть стропила под железной крышей.
Пожарные команды во главе с генерал-губернатором спасли соседние дома. Команда хитрованцев грабила добро, которое успели вынести артисты, все это — на глазах некоего генерала, который обнажил шпагу и бил мародеров плашмя.
В огненном море потонуло 4 миллиона рублей. Не помогли и «несгораемые сундуки»: лежавшие там ценные бумаги обратились в пепел. Осталась без работы тысяча приказчиков.
Не потонул лишь собственник пассажа — Солодовников. Обгоревшие постройки прошли реконструкцию (архитектор Митрофан Арсеньев). Восстановили театр. Дворики перекрыли световыми фонарями.
Дом Татищева в 1904 году (мимо проходит похоронная процессия с гробом Чехова):
Между пожаром и бомбардировкой
Пассаж был самым бойким в городе и на заре XX столетия приносил фантастический доход — 300 тысяч рублей годовых. Гаврила Солодовников скончался, и по завещанию скупца почти все 20-миллионное наследство уходило на богоугодные дела, туда же, видимо, шла прибыль от пассажа.
Как отмечали современники, этот торговый центр
«играл важную роль в освобождении женщин, превращая беготню по магазинам в приятные дни дружеского общения и своеобразную форму независимой деятельности».
Естественно, никаких сумок дамы не носили: курьеры отвозили купленное в любую часть города.
А вот что видел здесь Владислав Ходасевич:
«Пассаж был местом прогулок, свиданий, ухаживаний. Московские львы в клетчатых серых брюках разгуливали по нему с тросточками или стояли у стен, «заглядывая под шляпки», как тогда выражались».
Однако дела могли обстоять не так безобидно. Как пишет «Московский листок» (1903),
«все галереи и проходы по обеим сторонам заняты фланерами, хулиганами и ловеласами, и приличной даме или молодой девушке, как бы им не было нужно попасть в тот или иной магазин, без внушительного провожатого довольно рискованно показаться. Точно стая воронов, хулиганы окружают идущую, бегут спереди, бегут сзади, заглядывают в лицо, отпускают остроты, шуточки и даже предлагают поехать куда-нибудь пообедать вдвоем».
Часть третьих этажей занимали квартиры. Среди жильцов пассажа были скрипач Давид Крейн и актер Владимир Давыдов.
В 1915 году часть магазинов пострадала от немецких погромов:
А после революции все замерло. Бывшую Абрикосовскую лавку со сластями в какой-то момент занимали «Окна РОСТа», где работал Маяковский (Ср. Малая Лубянка, 16 и Неглинная, 10).
В период нэпа сын Гаврилы Солодовникова, стоя перед отцовским зданием в одном ряду с торговками чулками и бюстгальтерами, зазывал:
«Духи на вес… Шипр-Коти… Духи на граммы…»
В 1920-х «Мюр и Мерилиз», Солодовниковский, Голофтеевский и Александровский пассажи, слились в один гигантский магазин — «Мосторг».
В 1941 году Солодовниковский пассаж сильно повредило взрывом бомбы, и в 1945 году все его корпуса разобрали. Еще через два года архитектор Виталий Долганов разбил на этом месте сквер, сложив его борта из красного гранита. Этот гранит в начале войны запасли немцы, чтобы построить в Москве «памятник победы над Россией». Ближе к брандмауэру Голофтеевского пассажа устроили летнее кафе.
Сквер небогат был зеленью, а в наше время от него остался только узенький газон. Все остальное место заняла новая очередь ЦУМа (2007 год).
© Дмитрий Линдер. Перепечатка текстов с linder.moscow без разрешения автора не допускается.