Кузнецкий Мост, 21/5, 1905-1906, арх. Л.Н. Бенуа, А.И. Гунст. Дом Первого Российского страхового общества.
Серый, как слон, дом в стиле неоклассицизм одним крылом выходит на Кузнецкий Мост, другим — на Лубянку. Между ними, в парадном дворе, темнеет «памятник радикулиту», то есть дипломату Вацлаву Воровскому, которого сразил белогвардеец. Перед двором — чиновничья парковка, называемая площадью Воровского. Площадь образовалась после разрушения Введенской церкви: она стояла здесь с 1510-х годов (!), но в 1920-х купола стали оскорблять атеистические чувства красных дипработников.
Гигантский дом Наркоминдела до экспроприаций принадлежал Первому Российскому страховому обществу и сам сообщает дату своего рождения:
Однако наш рассказ начнется двумя веками раньше.
Голицыны. Усадьба XVIII столетия
В первой половине XVIII века в глубине участка, примерно там, где бронзовеет гибнущий от пули террориста дипломат Воровский, стояли двухэтажные палаты дипломата Сергея Голицына. Князь, знавший восемь иностранных языков, служил послом в Испании, Пруссии, Персии и погиб странной смертью — во время псовой охоты его сразила молния (1738 год).
Его отцом, первым хозяином участка, был князь Дмитрий Голицын — один из умнейших людей петровской эпохи. Дмитрий Михайлович жил не здесь, а по другую сторону Лубянки, в палатах, принадлежавших некогда спасителю России князю Дмитрию Пожарскому (Лубянка, 12). Там родилась первая русская конституция — «Кондиции» (1730). По настоянию Голицына, Верховный тайный совет пригласил на царство Анну Иоанновну, но ограничил ее власть.
Новый строй рухнул через месяц: сначала Анна добиралась до Москвы, потом готовила переворот. Дмитрий Михайлович окончил свои дни в Шлиссельбурге.
Палаты же на месте нашего дома № 21/5 унаследовал от брата второй ребенок «отца русской олигархии» — Алексей Дмитриевич Голицын. Тот не прославился большой ученостью, зато с крестьянина брал 50 копеек, когда другие драли 3 рубля, держал приюты, спас от нищеты дальнего родича — героя «Ледяного дома», который на старости лет прогорел.
Усадьба выглядела так:
К западу от палат, то есть в верхней части плана, шумел барский сад, службы же и людские выходили на две улицы. После чумы и сокращения штатов тут еще останутся 62 дворовых человека — в том числе двое «архитекторов».
Новый хозяин, Николай Алексеевич, создал дворец и парк в Архангельском. Эстет и сибарит повелел срыть холмы и отвел в сторону русло Москвы-реки.
Легендарный купец Варгин
Василий Варгин — это человек, который в 1812 году одел кутузовскую армию. Шинели Варгина грели российских солдат, когда наполеоновские гибли от мороза. Неординарный человек родился в 1791 году в Серпухове, в семье текстильных фабрикантов, не самых богатых. В 17 лет выполнил первый военный заказ, быстро расширил дело, создал грандиозную посредническую сеть… Перед войной с Наполеоном Варгину отдали все казенные подряды: только он мог поставлять хорошее сукно по ценам ниже биржевых (а лишних денег в казне не было).
Все это сделал 21-летний юноша. И на вершине счастья он остался скромным человеком. Ездил миллионер не в карете, а на дрожках, ходил не во фраке, а в поддевке. В юности Варгин собирался уйти в монастырь, но игумен убедил его, что можно и в миру служить Богу и людям.
После победы Варгин еще полтора десятилетия верой и правдой одевал русских солдат, пока в 1827 году не сменился военный министр и не подняли голову коррупционеры. Купца облыжно обвинили в воровстве, он больше года сидел в Петропавловской крепости. За это время Василий Васильевич потерял отца и мать… Дело разваливалось, узника пришлось выпустить. Он снова начал торговать, хотя дела пришли в расстройство. И все-таки у министерства вплоть до 1858 года оставались к Варгину претензии. Услышав наконец, что все долги ему «простили», старик расплакался, а потом вымолвил:
– Не им меня прощать – у меня надо бы им просить прощения.
И, словно кафкианский персонаж, ушел из жизни вскоре после окончания разбирательства.
Последние девятнадцать лет Варгин провел в бывшем Голицынском дворе и, как творец «Кондиций», тоже собрал замечательную библиотеку. Этот неординарный человек впечатлял всех, с кем его сводила судьба. В записной книжке Гоголя читаем:
«Василий Васильевич Варгин, умный купец в Москве».
А еще он построил здание Малого театра!
При Варгине уже существовали длинные доходные дома, которые тянулись по меже с Введенским храмом и выходили на Лубянку и Кузнецкий Мост — в этих местах, естественно, кипела магазинная торговля. Древние палаты сохранялись во дворе.
Дом по Кузнецкому Мосту, с эффектными пилястрами, попал на фотографии и даже на цветную открытку 1903 года:
В этом году Первое Российское страховое общество от огня выкупило за миллион Варгинское владение у наследников Василия Васильевича. И подписало приговор всем старым зданиям.
Роскошь. «Приветственная телеграмма»
Дом возвели в 1905-1906 годах по проекту Леонтия Бенуа и Александра Гунста. Здесь шесть-семь этажей и семь подъездов, пять дворов-колодцев, 30 тысяч квадратных метров жилой площади. «Буржуи» жили в восьмикомнатных квартирах с тысячей разных удобств.
На нижних этажах были весьма солидные организации. Тут, например, работал «Первый русский автомобильный клуб» во главе с Феликсом Юсуповым, о котором чаще всего говорят в связи с убийством Распутина. Клуб устраивал пробеги и гонки.
Когда грянула Первая мировая, московские автовладельцы сколотили санитарный отряд: кто-то отдал свои автомобили, кто-то — деньги… супербогач Юсупов расщедрился и послал «приветственную телеграмму».
Череп быка: из бронзового века в век двадцатый
Случались и заметные события культурной жизни. В 1907 году в здании страхового общества прошла выставка Михаила Нестерова: поднялся ажиотаж, картины раскупили.
Величественный серый фасад украшен неоклассическим декором. Здесь, например, можно увидеть древнегреческий букраний — череп жертвенного быка.
Этот мотив восходит к бронзовому веку, к легендарным временам Тезея, Минотавра и бычьим пляскам Кносского дворца (около трех с половиной тысяч лет назад). Согласно другой точке зрения, бычий культ старше и связан с неолитом.
Инсульт академика Тимирязева
Среди арендаторов был салон Карла Фишера — одного из именитейших фотографов Москвы. В 1909 году порог фотоателье переступил приятель Фишера — академик Тимирязев. Момент был волнующий: старик собирался жениться. Климент Аркадьевич ждал этого часа с 1877 года, когда увидел Александру Алексеевну Ловейко. К несчастью, дама сердца была замужем, пришлось 32 года ждать, пока она освободится. За это время Тимирязеву пришлось подкинуть и «принять на воспитанье» родного сына. Усыновить его профессор смог лишь по соизволенью Александра III.
Теперь любимая — уже вдова! Ботаник идет на Кузнецкий Мост, чтобы сделать снимок и… люди сто с лишним лет назад фотографировались редко, это был волнующий момент. И птичка не успела вылететь: ученого сразил инсульт. Здесь, в фотостудии.
Три следующих года жениха возили в инвалидном кресле. И все-таки он сумел выкарабкаться, а в 1912 году — венчался. Клименту Аркадьевичу было 69 лет, Александре Алексеевне 55, их сыну — 32. Недовольный властью Тимирязев (едва ли не один из прежнего «истеблишмента») уже в 1917 году поддерживал большевиков, поэтому в его честь теперь названы район, метро, улица, институт, музей и кратер на Луне.
Лабиринт иностранных дел
Наркоминдел перебазировался в этот дом из «Метрополя» (1921) и оставался тут тридцать лет, пока не возвели сталинскую высотку на Смоленской-Сенной площади. Кроме дипломатов тут работали и некоторые чекисты из соседнего здания. Квартиры нижних этажей стали конторами, просторные «барские» комнаты нарезали на клетушки-кабинеты.
Стены квартир разных подъездов проломили, и весь дом связало много сотен метров коридоров.
— Здесь можно заблудиться…
— Почему «можно»? Обязательно заблудитесь!
Чтобы с уверенностью находить дорогу в лабиринтах Кносского дворца, надо там проработать месяц. Бывали почти фантастические случаи, когда заблудший путник обнаруживался на другом этаже, хотя никаких лестниц на дороге не встречал…
Темные переходы дали пищу мифам: стали утверждать, будто бы этот лабиринт существовал до революции и был одним гигантским бардаком.
От первого подъезда до последних — нарастала важность. В левом крыле располагался клуб НКИД и поликлиника, на верхних этажах — квартиры дипломатов. Один из этих дипработников был первым мужем актрисы Рины Зеленой, которая прославилась талантом пародиста и уникальным детским голоском. Она жила тут в 1930-х.
В центре здания работал наркомат, а в его правой части — сам нарком и его окружение. Только для «небожителей» был открыт подъезд № 6. Главный советский дипломат усаживался в лифт и возносился на четвертый этаж (из-за рельефа местности выглядит как третий). Этажом ниже работали заместители.
Окна Молотова
Один и тот же кабинет (говорят, с видом на Спасскую башню Кремля…) занимали по очереди наркомы и министры иностранных дел: Чичерин, Литвинов, Молотов, Вышинский, а потом, в позднесоветские десятилетия — министры автомобильной промышленности. Уже в нашу эпоху в том же помещении обосновался президент Автосельхозмаш-холдинга.
В распоряжении наркомов была анфилада залов на четвертом этаже, с дореволюционной роскошью. Два окна эркера, с бычьими черепами — комната отдыха Молотова. Два окна влево — его рабочий кабинет, третье окно — приемная, четвертое и пятое — «каминный зал»: там действительно был камин.
По местному рассказу, именно здесь, в каминном зале, подписали пакт Молотова-Риббентропа (традиционная же версия гласит, что это произошло в Кремле).
В молотовском подъезде сохранялась старорежимная роскошь: лепнина, ковры, медные ручки и дубовые панели на стенах.
Товарищи чекисты
Эту отделку начали разламывать после распада СССР: новый хозяин, автохолдинг, почти все сдал арендаторам. Когда в одном из помещений сняли дубовую панель, под нею нашлась запертая металлическая дверь и комнатка, которая не значилась на планах дома: пульты, наушники… Прослушка! Надо ж за дипломатами приглядывать? Странно было б, если бы такой комнаты не существовало.
На площади Воровского стояли заграничные машины — Кадиллаки, Крайслеры, Роллс-Ройсы и т. п., и один школьник, увлекающийся автотехникой, начал записывать в блокнот эти модели… К мальчику подошли двое агентов в штатском и под белы рученьки отвели в здание НКВД. Шел 1939 год.
Ребенка спасло то, что он был третьеклассником, и его отец смог достучаться до чекистов: в интересе малыша к дипломатическим машинам нет злого умысла. Мемуарист на всю жизнь запомнил это происшествие и описал его уже в наши дни.
Другой рассказ похож на новогоднюю сказку, но старожил клянется, что все это на самом деле произошло с его отцом. Какой-то невысокого полета дипработник после дежурства в наркомате выбежал домой: ночь, улица, туманы, видимость три метра… а рядом — клуб НКВД и темный грузовик. Ночную фигуру окликнули, мол, «ты куда пропал? где шляешься так долго?», сунули в руки огромный арбуз… и исчезли. Идти в НКВД было и бесполезно и довольно страшно, и пешеход растворился в тумане. Так и принес арбуз домой… во время войны, в новогоднюю ночь!
Пастернак
Что делал поэт в красном наркомате? Составлял библиографию по Ленину (кушать-то хочется?). Иностранные журналы, которые необходимо было просмотреть, лежали здесь, в читальне Наркоминдела — и зимой 1924-25 годов Пастернак ходил сюда как на работу. Листая интересные издания на трех европейских языках, Борис Леонидович не мог перебороть соблазн и иногда, забросив тему Ильича, читал для удовольствия.
Фраки и «Золотой теленок»
Глядя на фотографии тех лет, вспоминаешь и о других авторах.
На фотоснимке с дипломатами мелькает вывеска «И. К. Журкевич». Этот товарищ попал в текст небезызвестного романа. Ильф и Петров писали (о конце 1922 года):
«над городом стоял крик лихачей, и в большом доме Наркоминдела портной Журкевич день и ночь строчил фраки для отбывающих за границу советских дипломатов».
Вскоре (1924 год) настала «полоса признаний» большевицкого правительства странами Запада. В прессе появлялся шарж с Чичериным в образе Петра I («Все флаги в гости будут к нам»), а Маяковский завершал стихотворение:
«Признавайте, пока просто. Вход: Москва, Лубянка, угол Кузнецкого моста».
В газетах из-за фраков поднялась большая буча. Мыслимо ль было, чтобы большевик одевался по-буржуазному? Наркоминделовцам пришлось оправдываться. Как писал Литвинов,
«они не благословляют, а проклинают свое амплуа, когда им приходится менять удобные, изящные тужурки и «толстовки» на безобразные, стеснительные, хомутообразные крахмальные рубашки и фраки. Не попрекать за это надо полпредов, а жалеть их. Освободиться от этой необходимости удастся лишь тогда, когда остальные страны подвергнутся процессу советизации…»
С «советизацией» всех стран произошла осечка, и дипломатам пришлось привыкать к стильным костюмам. Ателье МИДа сохранялось (в крыле по Кузнецкому Мосту) до 1990-х.
Коллонтай
В числе советских дипломатов здесь работала такая личность, как Александра Коллонтай. То был закат незаурядной политической карьеры. Коллонтай – первая в мире женщина-министр: в 1917 году стала наркомом общественного призрения в первом большевицком правительстве. Ударившаяся в революцию аристократка была радикальнее Ленина и сделалась одним из лидеров Рабочей оппозиции, которая бросила Ильичу вызов. В 1930-х бывших вождей оппозиции перестреляли поголовно, однако Сталин по неведомой причине сделал исключение для Коллонтай. В годы войны она была послом в нейтральной Швеции и много поработала для победы.
Память
Кроме памятника Воровскому здесь есть мемориальных доски: Георгию Чичерину, руководившему иностранной политикой в 1920-х, его заместителю Льву Карахану и тем работникам НКИД, которые в 1941 году ушли в народное ополчение.
Внутри осталась часть мемориальных интерьеров, хотя для их уничтожения сделали много. В тоскливых коридорах нет-нет да и сверкнет изразцами отреставрированная дореволюционная печь… В какой-то момент спохватились, спрятали эту красоту за гипсокартоном. Зачем?! В управляющей компании не смогли сказать ничего вразумительного.
Фасады сохранились хорошо. Исчезли только статуи атлантов, окружавшие башни-ротонды. Если подобная скульптура «неприлична» для Наркоминдела, то почему такие же атланты остались над центральным входом?
© Дмитрий Линдер. Перепечатка текстов с linder.moscow без разрешения автора не допускается.