Петровка, 26с2 и с3, 1876, арх. М. А. Арсеньев
Дома Лазарика
Длина дворового строения 2 — 185 метров, фасадного строения 3 — еще 150, всего одна треть километра набегает. И в XIX столетии возводили человейники!
Перефразируя Ивана Гончарова, можно было б написать: «На Петровке, в одном из больших домов, народонаселения которого стало бы на целый уездный город…». В Москве такие стали появляться только в 1870-х (если не считать Воспитательный дом с его «окружным строением»).

Зубной врач Гермоген Лазарик (сколько же он зарабатывал?!) купил огромную усадьбу Львовых-Одоевских-Дурново и развернул кипучую деятельность. Прежде здесь находился только древний особняк князей, службы, просторный сад и остров посреди пруда.
Сад вырубают. В 1876 году архитектор Митрофан Арсеньев возводит два бесконечных корпуса с квартирами. Воздвигать все это пришлось уже в кредит. Кончилось тем, что стройка века ушла с молотка за долги. В конце концов этот участок перешел к семейству купцов Обидиных (одна из его представительниц была хозяйкой дома Черткова).

Угловой корпус с меблированными комнатами

Уличный корпус с видом на Петровку и на переулок (строение 3) имел только три полноценных этажа и еще один цокольный. Внизу расположились магазины, склад типографии, прачечная, трактир, кабинет дантиста. Второй этаж занимали меблированные комнаты Юнеевой, третий — меблированные комнаты «Бриччи» (позднее вывески менялись: я еще видел «Эжен» и «Бельэтаж»). Приличные заведения, в которых жило много артистов. Вдоль здания шли длинные-длинные коридоры с паркетными полами и дверями в номера, которые впоследствии стали квартирками. В советское время номера этих квартир были трехзначными: как вспоминает сосед, академик Микулин жил в квартире 325.
Четвертый и пятый этажи добавили уже при советах: дореволюционная часть дома завершается мощным карнизом, выше которого декор куда-то улетучивается. О точном времени этой надстройки ничего не сообщают, но, по-моему, оно выводится из фотографии Нарышкинских палат с датой «1933»: сюда попал, в строительных лесах, угол нашего здания.

Некоторое время здесь располагалось общежитие Наркомата тяжелой промышленности. А в 1964-65 годах весь дом расселили. Вероятно, там прошла перепланировка или капитальный ремонт, после которого приехали новые жильцы. Уличный корпус оставался обитаемым до грандиозного пожара 2006 года.
В огне исчезли и кровля, и перекрытия, после чего два советских этажа снесли совсем, а от трех нижних, дореволюционных, оставалась пустая коробка. В ноябре 2009 года одна из стен этой коробки рухнула.
Градозащитники не понимали, что творится с домом: его сносят или реставрируют?
Здание все-таки отремонтировали, с 2021 года здесь располагаются современные «меблированные комнаты» — апартаменты La Rue.
Двухсотметровый корпус
Теперь расскажем о ровеснике — строении 2 во дворе. Длинный, прямой, словно взлетная полоса, четырехэтажный дом тянется почти 200 метров от Петровки до Неглинной. У него тоже есть парадный фасад, обращенный на юг.

Вдоль этого фасада идет народная тропа между двумя большими улицами. Здесь еще 300 лет назад спускался в сторону речушки безымянный переулок. В 1745 году его присоединил к своей усадьбе коллежский советник князь Алексей Львов: проход-де никому не нужен:
«летним временем не токмо на лошадях проехать, но и пешему пройти за великою трясиною и грязью и за неимением через оную Неглинною реку мосту никак не можно».
Проулок теперь начинается с арки в фасадном строении 3 и кончается аркой же в доме «Неглинная, 27» (исторически принадлежал к домовладению дантиста Лазарика, построен в то же время).
В длинном строении дюжина подъездов с традиционными квартирами (меблированных комнат здесь, кажется, не было), их номера доходят до 90-го. Тыльная, непарадная сторона этого корпуса смотрит на обезличенный особняк князя Львова, «ампирный» павильон 1950-х и старинный пруд, который стал знаменитым катком и теннисным кортом. С катка сделаны самые старые известные фотоснимки нашего здания:

Дом, как и в наши дни, имел четыре этажа: информация о поздней советской надстройке не соответствует действительности (кто-то перепутал строения 2 и 3). И по фасадному декору — особенно там, где подъезды — понятно, что здание не надстраивали.

А теперь мы расскажем о жильцах обоих корпусов!
Бларамберг убивает своего Гаршина
Самым колоритным из жильцов был Иван Грозный, убивающий своего сына. Моделью для полотна Репина (1883-85) стал Бларамберг – известный в свое время композитор. Музыку Павла Ивановича забыли, а многострадальную картину с Грозным видел каждый.

Моделью для царевича с разбитой головой служил известный литератор Всеволод Гаршин.
По Романюку, Бларамберг жил на Петровке, 26, в 1882-87 годах.
Зубы для Сталина
Скромный врач с Петровки лечил зубы богоравному «отцу народов» и его политбюро. Однажды Максим Липец позволил себе даже вступить в спор со Сталиным и услыхал на следующий день:
— В порядке самокритики я должен признаться, вы оказались правы.
Потом был приглашен за стол, услышал тост в свою честь и совет — пить грузинские сухие вина. Дело было в Сочи.
Липец ходил с Петровки в Кремль пешком, а в кабинете Сталина за ним ходил Поскребышев: исследовал все пузырьки с медикаментами, смотрел, как врач мыл руки. Когда газеты начали клясть «убийц в белых халатах», стало по-настоящему страшно. Взяли уже девятерых профессоров, лечивших кремлевскую верхушку, а жена Липеца под злыми взглядами соседей боялась сунуться на коммунальную кухню.

Да-да, врач Сталина с женою и тремя детьми занимал одну комнату, и в квартире было еще шесть соседей. Максим Савельевич никогда никого ни о чем не просил… Вдруг Ворошилову понадобился позарез дантист, шофер долго не мог разыскать дверь Липеца и, оправдываясь, рассказал все шефу. Только тогда, в 1955 году, кремлевский стоматолог получил отдельную квартиру на улице Горького, 8. А потом — «Победу» и дачу в Малаховке.
Липец дожил до глубокой старости, и его разговорил писатель Анатолий Рыбаков. Поэтому история врача – конечно, не без домыслов и вымыслов – попала в роман «Дети Арбата».
Ту-104 и машина долголетия
В фасадном корпусе до 1960-х жил Александр Микулин, спроектировавший двигатель для ТУ-104. Выйдя на пенсию, конструктор-академик захотел помолодеть и превратился в первокурсника медфака. В 80 лет моторный старичок защитил кандидатскую по медицине и написал книгу «Активное долголетие (моя система борьбы со старостью)».

Микулину удалось сконструировать «машины долголетия», и он их подарил членам Политбюро. Мы бы, возможно, до сих пор жили под властью Леонида Ильича и слушали «сиськи-масиськи», если бы эти машины работали…
Другие яркие жильцы
В 1880-х здесь квартировал главный раввин Москвы Яков Мазе, у которого брал уроки иврита Лев Толстой. Раввина принимал в Кремле и Николай II (1914), и Ленин (1921). Якову Исаевичу принадлежат слова:
«Революцию делают Троцкие, а расплачиваются за нее Бронштейны».
В самые первые годы XX века на Петровке, 26 жил журналист Владимир Саблин, который здесь же основал известное книгоиздательство своего имени и типографию. Библиофилы считали «саблинскую книгу» эталоном полиграфического мастерства.
В отцовском доме вырос Юрий Саблин — эсер. В октябре 1917 года ему не было и двадцати. Горячий предводитель ополчения захватил здание градоначальства на Тверском бульваре (двадцать лет спустя комдива отблагодарят пулей в затылок).
Еще один вождь революции в Москве, Павел Мостовенко, в октябре 1917 возглавлял совет солдатских депутатов. Последним адресом Мостовенко была квартира 383 (вероятно, в верхних этажах фасадного корпуса 3), а расстреляли его в 1938 году. Как пишет в мемуарах дочь, старый партиец был настолько суров, что хмурился, когда маленькой девочке дарили куклу.

Революция пожрала и другого своего сына, бывшего одесского чекиста Якова Бельского-Биленкина, который в 1920-х ушел из органов в мир творчества, стал писателем и карикатуристом, дружил с Олешей и Катаевым и даже мог замолвить слово за того, кого гнобила власть. Расстрелян был за анекдоты, следствие вел молодой Абакумов (1937 год). Последним адресом Якова Моисеевича была квартира 110.
Пережила заключение в ГУЛАГе известная мемуаристка Ольга Адамова-Слиозберг, автор книги «Путь». Она жила на Петровке и до, и после второго ареста.
Еще здесь жили:
-
один из основоположников советской криминалистики генерал-майор юстиции Борис Шавер;
-
архитектор-рационалист Владимир Кринский, создатель Северного речного вокзала и вестибюля станции метро Комсомольская;
-
известный композитор Николай Каретников, написавший, по благословению Александра Меня, оперу «Мистерия апостола Павла»;
-
с 1961 года — поэт и редактор Николай Панченко, который в том же году умудрился опубликовать неподцензурные «Тарусские тетради»;
-
с 1930-х по 70-е — писатель, автор исторических романов Георгий Шторм.
А самыми узнаваемыми обитателями Петровки, 26 были две народные артистки СССР: балетмейстер Татьяна Устинова и актриса Татьяна Пельтцер (родилась в соседнем доме Константинопольского подворья).
Замечания об адресах

Вы думаете, почему пришлось объединить рассказы о двух огромных зданиях? В большинстве случаев мне неясно, где конкретно жила та или иная знаменитость: пишут просто: «на Петровке 26». В старой Москве была сквозная нумерация, скажем, «дом 26, квартира 325», а в каком здании?.. В случае с автором «машины долголетия» я знал и номер квартиры, и то, что там до революции были меблированные комнаты, а из другого места — и о том, что меблированные комнаты располагались именно в строении 3. Гораздо чаще у меня таких зацепок нет.
Если человек жил в «доме 26» после 1876 года, то с вероятностью 80% это строение 2 или 3 (менее вероятно, что это старый особняк (стр.5), надстроенный служебный корпус (стр. 4) или относившееся к тому же владению здание «Неглинная, 27»).
© Дмитрий Линдер. Перепечатка текстов с linder.moscow без разрешения автора не допускается.