Большая Лубянка, 11с1, XVIII в. (?), 1826, 1879, арх. А. Е. Вебер. Дом страхового общества «Якорь». Штаб-квартира ВЧК.
Угловой дом в стиле неоренессанс. Керамика в арочных нишах, скульптурные портреты в венках, полунагие девичьи горельефы… Лепные якоря под крышей дома появились потому, что тут до революции располагалось страховое общество «Якорь». Подвал, похожий на трюм корабля, служил страховщикам архивом, рядом находились комнатки для сейфов.
Смертников, воющих от страха, держали в «корабле», в комнатах-сейфах раздавались пистолетные хлопки. Однако толстые глухие стены поглощали каждый звук.
«Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918».
Предыстория
На самом деле тут не одно, а два эклектических здания. Это прекрасно видно с улицы: за угловым, зеленоватом домом, где преобладает ренессанс, стоит еще один — «цвета бедра испуганной нимфы» и с робким намеком на русский декор.
До революции у них было два разных номера. Судя по Горихвостовскому плану, тут уже в середине XVIII века стояло стенка в стенку два каменных дома.
При Петре I оба двора принадлежали шелковым фабрикантам. Вокруг фабрики армянина Шеримана вырастет подмосковный поселок Фряново. Правый (неугловой) двор Шериман в 1723 году продал «доктору философии и медицины» Антону де Тейльсу. Голландец стал директором Московского госпиталя (теперь Госпиталь имени Бурденко) и за рекордные сроки — месяца в два или в три! — сумел развалить госпитальную школу и был отправлен укреплять окраины страны, на борьбу с эпидемиями. Его наследник стал, можно сказать, первым «чекистом» в этом доме: Антон Антонович в 1750-х служил в Тайной канцелярии, а через десять лет, вслед за поэтом Херасковым, начал исполнять обязанности ректора («директора») Московского Университета. Писал анакреонтическую лирику.
В конце концов (1817) оба владения объединил в одних руках антиквар Дмитрий Лухманов.
Лухмановская «лавка древностей» на Лубянке была впечатляющим частным музеем: в одной комнате выставлялись работы Рафаэля (?!), привезенные в Россию Павлом Ягужинским, в другой — часы, созданные для Екатерины II Медоксом, отцом Большого театра, а в третьей — драгоценности, которых не видал ни Лондон, ни Париж. В 1826 году Лухманов возвел дом с колоннами — как я понял, в основе левой части нынешнего здания. Вот как он выглядел:
В том же году Николай I сломал жизнь известному поэту.
В солдаты! Александр Полежаев
Московский студент Полежаев сдал выпускные экзамены и со дня на день ждал, что получит чин и личное дворянство. Поэта подвела написанная годом раньше порнографическая автобиография-поэма «Сашка», не без выпадов против режима.
«Когда ты свергнешь с себя бремя
Своих презренных палачей?»
Это студент обращается к «глупой отчизне».
Николай I перед коронацией заставил Полежаева прочесть ему поэму вслух, после чего поцеловал и сдал в солдаты. В полку «Сашка» писал стихи, бегал со службы, заболел чахоткой… через одиннадцать лет Александр Иванович все-таки выслужил офицерские эполеты, однако узнал об этом (или уже не узнал?), только лежа на смертном одре.
Одно из стихотворений Полежаева подписано:
«20 августа 1833 года. На Лубянке, дом Лухманова».
Мелкий чиновник Александр Лозовский проявил к поэту человеческое отношение, когда тот сидел в Спасских казармах на гауптвахте. Они сделались друзьями. Стихи, написанные под стеной Кавказа, под свист пуль, солдат-поэт посылал на Лубянку, Лозовский их публиковал и хранил рукописи.
Двадцать лет спустя здесь, по автографам, которые Лозовский сохранил, увидит свет большое собрание стихов Полежаева.
Шевченко, Чернышевский
После смерти Дмитрия Лухманова (1841) два дома снова разделились — между наследниками антиквара. В 1857 году в розовом правом здании Николай Щепкин — сын великого актера — и меценат-купец Козьма Солдатенков открыли «Книжный магазин Н. М. Щепкина и К» с издательством. Начались Великие реформы, простор был широкий. Кроме Полежаевского сборника здесь увидел свет двенадцатитомник Белинского, стихотворения Некрасова, Кольцова и многое другое.
В 1858 году в магазине часто появлялся приехавший из ссылки Тарас Шевченко. Тут поэт встретился со старым другом Щепкиным-отцом и познакомился с Сергеем Аксаковым. 24 марта Шевченко был здесь на званом обеде для московских литераторов.
В ноябре 1857 года у книгопродавца побывал Чернышевский, отозвавшийся о Щепкине и о его деле с большим восторгом (эта эмоция была свойственна Николаю Гавриловичу).
Якорь, оплетенный змеями
На рубеже веков хозяйкой правого дома была купчиха Зинаида Морель из семьи ювелиров, а владельцем углового, левого — купец Леонтий Бауэр, который вел торговлю импортными винами. Нынешний вид оба здания приобрели в 1870-х. Вышедшие из моды колонны остались в прошлом.
Перед революцией будущие здания «Госужаса» арендовали конторы сразу четырех страховых общества. Левый дом архитектор Август Вебер еще в 1879 году перестроил для «Якоря» и на фасаде «скрестил» якорь с кадуцеем. Якорь символизировал надежность и спасение, а кадуцей (Гермесов жезл, вокруг которого вьются змеи) — торговлю.
Феликс Эдмундович
Первые две недели после переноса столицы в Москву ВЧК располагалась в «доме графов Ростовых» на Поварской. Дом оказался для чекистов неудобен, и 30 марта 1918 года они перебрались в здания страховых обществ. Отсюда разбухающее ведомство Дзержинского начнет расползаться и по Большой, и по Малой Лубянке.
Как говорит красногранитная доска с бронзовым профилем, до конца 1920 года в доме 11 работал Дзержинский. Несколько раз к нему приезжал Ленин.
Железный цербер революции был аскетом, для которого существовала лишь работа: спал он тоже в кабинете, за ширмочкой. Мог много дней не выходить на улицу. И самолично вел допросы, рылся в следственных делах.
Всякому Человеку Капут
У ВЧК имелись полномочия казнить и в «административном порядке», то есть без суда. Практиковался массовый расстрел заложников. В декабре 1918 года «Правда» напечатала карикатуру: Маркс после допроса у Дзержинского за «буржуазное происхождение» приговорен к расстрелу.
На заседании Совнаркома Ленин послал Дзержинскому записку:
«Сколько у вас в тюрьмах злостных контрреволюционеров?»
Председатель ВЧК ответил:
«Около 1500».
Ленин поставил крест и возвратил бумажку Феликсу Эдмундовичу. Крест рядом с фамилией арестованного имел определенный смысл на языке чекистов. Поэтому Дзержинский, не моргнув, приказал расстрелять эти полторы тысячи. А потом выяснилось:
«Произошло недоразумение, Владимир Ильич вовсе не хотел расстрела. Дзержинский его не понял. Владимир Ильич обычно ставит за записке крест как знак того, что он прочел и принял, так сказать, к сведению».
Кончилось тем, что москвичи, склонные к черному юмору, начали расшифровывать ВЧК так: «Всякому Человеку Капут». А вот один из вариантов пресловутой песенки о судьбе яблока:
«Эх, яблочко,
Куда котишься?
Как в чеку попадешь
— не воротишься!»
«Корабль» изнутри
Как пишет очевидец, «буржуазный» интерьер общества «Якорь» здесь остался до сих пор. В вестибюле — ростовая статуя богини. Богиня, словно Диоген, подняла фонарь над головой. В 1918 году на лестничной площадке стоял пулемет, а стены были обклеены надписями по-латышски. Рассказывали, что какой-то латышский стрелок так распоясался, что был застрелен лично Феликсом, который сам не убивал даже заключенных.
Лучшие помещения достались следователям, худшие — подследственным, часть комнат нарезали на одиночки-камеры (три шага в длину, два в ширину). Среди подследственных был привезенный по доносу из Калуги Циолковский (для него все кончилось удачно).
Приговоренных к расстрелу держали в небольшом подвале высотой в два этажа, который был действительно похож на трюм — «корабль». Прежде тут был архив страховщиков.
«Пол выложен изразцовыми плитками. При входе — балкон, где стоит стража. Балкон окружает яму, куда спуск по витой лестнице и где 70 человек, в лежку, на нарах, на полу, на полированном большом столе, а двое и внутри стола — ждут своей участи».
К архиву примыкали толстостенные комнатки-сейфы, в которых смертников расстреливали. Иных сажали на «корабль» лишь для острастки.
Место расправы скоро изменилось — убивать стали рядом, в гаражах, под гул заведенных моторов («Черный квадрат в Варсонофьевском переулке»). К концу 30-х в этой точке расстреляли 10 или 15 тысяч человек.
Что же касается «мозговых центров» ВЧК, то кабинет Дзержинского еще в конце 1920 года переместился в пресловутый дом на Лубянской площади.
Лаборатория X: испытать яд на людях
В 1921 году по решению Ленина при Всесоюзном институте биохимии устроили лабораторию по разработке ядов для политических убийств. Глава лаборатории Игнатий Казаков занимался не только ядами, но и «омоложением». В 1938 году Казакова ложно обвинили в убийстве председателя ОГПУ Менжинского и расстреляли вместе с преемником Менжинского Ягодой («Третий московский процесс»).
Секретную лабораторию в этот момент подчинили органам госбезопасности. Во главе дела встал доктор-убийца Григорий Майрановский, который начал проводить эксперименты над людьми. Яды испытывали на приговоренных к смерти. Умирали медленно, в мучениях. Доктор-убийца наблюдал, как люди корчатся, и вел историю болезни, а потом ехал домой и оборачивался любящим отцом. Через полвека дети возмутились и подняли шум: «папа не мог такого сделать, на него клевещут».
«Лаборатория X» примерно до 1947 года находилась в двух разных зданиях. Рабочий кабинет папаши располагался, видимо, на месте современного дома № 10с1-2 по Варсонофьевскому переулку, а спецкамеры для подопытных «кроликов» — в доме акционерного общества «Якорь». Если в течение двух недель не наступала смерть, несчастных добивали.
Через лабораторию прошло от 150 до 250 подопытных. Задача ставилась такая: разыскать яд, который уничтожит человека гарантированно и не оставит следов отравления. Правда, значительная часть экспериментов была для этой цели бесполезна: просто Майрановскому хотелось «удовлетворить собственное любопытство за казенный счет». Так, например, он испытал здесь «сыворотку правды» (препарат «Kola-с»).
Врач стал профессором и доктором наук, получил чин полковника и даже медаль «Партизану Отечественной войны»… а потом колесо фортуны совершило поворот и потянуло экспериментатора вниз, вниз и вниз.
Ирония судьбы: в начале 1951 Майрановского арестовали по знаменитому «делу врачей-убийц», но не за то, что он реально совершал. Доктор-убийца отсидел положенные десять лет и не был реабилитирован, так как хрущевское ЦК уже располагало информацией о «бесчеловечных опытах над живыми людьми».
© Дмитрий Линдер. Перепечатка текстов с linder.moscow без разрешения автора не допускается.